ИГРАЕМ «КАИНА»
ИГРАЕМ «КАИНА»
(монолог режиссера, в ожидании премьеры)
Зал пуст. Открытая сцена,
Как черная пасть, оскалена…
Слоняюсь по ней бесцельно:
До вечера — вечность целая!..
Премьера!.. Повышены цены…
Сегодня играем «Каина»!
Последняя репетиция
Прошла, как всегда, бездарно:
Опять — столкновенье амбиций,
Актеров унылые лица…
И — что уже стало традицией —
Чернейшая неблагодарность!
За сценой техника ропщет.
Сдержаться никто не может.
Завпост материт монтировщиков…
Попутно — меня — постановщика:
Мол, мог наваять и попроще —
Без зауми и выпендрежа…
Мол, главное для режиссера,
Чтоб все было ясно и просто…
Чтоб было — по разуму — впору…
Чтоб не было лишних споров…
И… чтоб не летали актеры
По сцене на ржавых тросах!
Орет про гнилые доски,
Снабженцев «послав», для ясности…
Про чьи-то козни и происки…
Про то, что два года — без отпуска…
И, вновь, — про «полеты», без допуска
По технике безопасности…
Художник, в оцепенении,
Похожий на мрачную птицу,
С тоскою и отвращением
Глядит на свое «творение»
И — нет никаких сомнений —
До чертиков, хочет напиться.
Скукожился, словно замерзший,
В последнем ряду, ссутулясь…
А мимо него вахтерши,
Зашоренные билетерши,
Технички, полы натершие,
Несут приставные стулья…
Аншлаг!.. словно в древнем Риме
На игрищах в Колизее…
Но, черт его знает: воспримет…
А, может, и вовсе не примет
Мистерию с пантомимой
Наш зритель, на сцену глазея?
Директор зашел… — понурый,
Усталый, на лбу испарина:
Общался с номенклатурой —
Звонил в Управленье Культуры,
Чтоб эти «надутые дуры»
Пришли сегодня на «Каина».
Мол, смогут потом гордиться
Они… и наш «главный барин»:
Не в Питере, не в столице,
А в нашей, как говорится,
Забытой Богом провинции
Поставлен Джордж Гордон Байрон!
Волнуется… старый бездельник!
Мандраж в серпентарии нашем!..
Волнуются все — запредельно!..
Все вместе, и каждый — отдельно…
Что делать? — вторую неделю
Театр поставлен на уши.
Волнуется даже Сережа —
Буфетчик, с замашками бармена:
Его халдейская рожа
С немыслимо бледной кожей,
Как это ни дико, похожа —
И в фас, и в профиль — на Байрона.
Он мог бы мне, в долг, как обычно —
Под запись, налить… до зарплаты…
Но, вместо ста граммов «Столичной»,
Я слышу совсем непривычное:
«Сыграете — выставлю лично!
А раньше… — ни-ни, ребята!».
Он горд! Он уверен, что даже
О нем в газетах напишут:
Ведь он, в редингот наряженный,
Завитый и напомаженный,
Три дня фотографу нашему
Позировал для афиши.
Он ждет от нас только победы,
С какой-то наивной верой,
Считая меня самоедом,
А наши сомнения — бредом.
«Сходи, — говорит, — пообедай!»…
Но… дома не та атмосфера:
Жена смертельно обижена.
Ведь ночью, меня лаская,
Прижавшись, как можно ближе,
Она от меня — неподвижного —
Услышала: «Это — лишнее!
Сегодня нельзя… Я — Каин!».
И я, действительно — Каин!
Я — Авель… я — Ада… я — Селла!..
Профессия наша такая —
В судьбу персонажей вникая,
И боль сквозь себя пропуская,
Их души вселять в свое тело.
Во мне — и Адам, и Ева…
И яростный ум Люцифера…
И Рай… и познания древо…
И боль материнского чрева…
И страх перед Божьим гневом,
Как суть принудительной веры.
Напрасно ждет развлечения
Номенклатурный барин:
Увидит он — в нашем прочтении —
Не легкое нравоучение,
А бездну душевных мучений,
В мистерию вложенных Байроном!
И я в лепешку разбиться
Готов, с фанатичным упорством,
В надежде, что это случится…
Что мы создадим… по крупицам…
Не Каина — братоубийцу,
А Каина — богоборца!
Труба пропоет Михаилова,
Притихнут партер и ложи,
И нечисть взвоет уныло,
Явив свои мерзкие рыла,
И ангелы белокрылые
Взлетят на невидимых лонжах!
Пространство библейской вечности!..
И мы, в домотканых рубахах, там —
В среде херувимов и нечисти,
Слегка контражуром подсвеченной,
Возникнем сегодня вечером
Из бездны черного бархата.
Сверкающих звезд мириады
Зажжет небесная сфера,
И над человечьим стадом,
Лишенным Райского сада,
Поднимется ввысь из Ада
Гигантская тень Люцифера!..
И зритель, проникнувшись темой,
Поймет, что наш Каин мечется
В жестоком конфликте с Системой…
С авторитарной системой…
С тоталитарной системой…
Как первый борец человечества!
Надеюсь, и критик — любой —
Поймет и оценит это,
Приняв наш спектакль, как бой
С когортой чугунных лбов,
Эстетствующих жлобов
И жлобствующих эстетов.
Пусть зритель придет, как на Вече!
Пусть судит, как можно строже!
Пусть трудною будет встреча —
Терять нам давно уже нечего!
Скорее настал бы вечер!
Скорее бы день был прожит!
