Петербург

Мялин Владимир

Нева широкая, как море,

Где вровень низких берегов

Адмиралтейский шпиль в просторе,

Как солнца луч меж облаков.

На лоне Финского залива,

Мысок задравши не слегка,

"Комета" стелется красиво,

Вспоров волнистые шелка.

Какая высь! Какие дали!..

С отцом, в свинцовую волну,

Мы здесь уключины шатали,

Как два карела в старину.

Привет, Чухляндия моя!

Царевна, спящая веками.

Треть века не являлся я

Перед закрытыми очами.

Перед гробницей ледяной

Невы, текущей подо льдами.

Перед карельскою сосной,

Перед дворцовыми садами.

Мороз над ухом не звенел,

Пришпоренный гусарской шпорой.

И стоймя ангел не летел

На камне в хрупкие просторы.

Зато летала мысль моя

В затоны дикие, под своды…

И будто был с тобою я

Все эти ветреные годы.

На бережку Невы гранитном

Есть древний книжный магазин.

Сюда, позавтракав не сытно,

Повеса хаживал один.

По моде, в мягкой шляпе летней,

Слегка игрок, поэт притом,

Он к полке подходил соседней

И брал с неё, в перчатке, том.

Листал, презрительная мина

Являлась на арапский лик

В каморке чудной магазина –

Среди цветных гравюр и книг.

По ступенчатым холмам

Ходят люди золотые,

Уподоблены богам

Древнегреческой России.

Золотой Петродворец

Приведеньем встал на глыбе.

И плывёт в один конец

Арион на умной рыбе…

Ой ты, чудо стрекоза

Над болотом допетровым!

Пня зелёные глаза

По нетронутым дубровам.

Ухнул Филин. Беготня

Лани, вспугнутой волками.

Рыболовная чухня

В утлой лодке над волнами…

Половодья кутерьма,

Наказание Господне!

Неспроста сошёл с ума –

Бродит с вечера в исподнем

Мира ложного изгой,

Жертва царственного гнева,

Увлекая за собой

берег справа,

берег слева.

«Всё, что нажито Петром,

Расточала лютеранка…»

Пушкин прозой и стихом

Пишет письма спозаранку.

Как легко они летят

На голубках двухполозных!

Как старушечьи галдят

Галки в крУжевах морозных!

Ворон, северный карел,

На сосну в раздумье сел,

Закартавил помаленьку.

У меня удел иной:

Каркнул-сел – и головой

Вниз – ступенька за ступенькой.

Как же жаль, что паруса исчезли

С глади вод!.. Над зеркалом волны

Небеса высокие облезли;

Берега и шпили чуть видны.

Император, медной птицы вроде,

Длань простёрши, надыбИл коня…

Катится Нева в свинцовой плоти,

Стелется; со мной – и без меня.

Чухоночка моя,

Дикарка светлоброва!

Озёрные края,

Лесистые покровы.

Берёза, как змея,

Сосна на камне белом.

А в речке полынья

С рыбачащим карелом.

Немцы отсюда сбежали.

Правда, вернулись потом:

Мёрзлым кольцом окружали

Ангела в небе с крестом.

Лающий тенор их грубый

Таял в метельной дали…

Детские саночки – трупы,

Куколок словно, везли.

Дивный город, моря ниже,

Как сказал поэт.

Берег дальний, плоски крыши,

В небе редкий свет…

Волны, словно дробь, отлиты

В кузне, из свинца.

О тебе поют пииты,

Песни без конца.

Город в сумерках растаял,

Невелик пока.

Заволнились горностаи,

Царские меха.

Ночь затихла. На полатях

Слышен шепоток:

«Подобрал тебя я, Катя,

Посередь дорог.

Будь верна! подолом длинным

Не виляя зря.

Присно, Катя-Катерина,

Ублажай царя!"

В мутных прорубях и скважинах,

Где петляли окуньки,

Соблюдя маршрут отлаженный,

Ходят льдины вдоль реки.

Режут островки и заводи,

Громыхают не шутя.

Петербург краснеет в Западе,

Как подросшее дитя.

Как будто гром на небе ясном,

У конно-медного моста,

Сплавленьем льдов однообразным

Нева спросонок занята.

Как паладин ещё намедни,

Она, одетая во льды,

Несёт свои ночные бредни,

Как слитки ломкие воды.

Приказанья и наказы –

Офицеров, матерей…

Пересуды, пересказы

Милой родины моей.

Всё, что было, истомило;

Утомило всё, что есть.

И рожденье, и могила;

И бесславие, и честь.

Глухих лесов и глаз, и ухо,

Мордва волшебная и чудь!

Когда-нибудь, набравшись духа,

Я опишу вас. Как-нибудь…

Скажу пока: сметливы дети,

Вы наделили простотой

Стихи раздумчивые эти,

Между рыбалкой и волшбой.

Будто бы распорот,

Загремел поток.

Словно бы за ворот

Бросили ледок…

А на середине,

Отразясь в реке,

Волк плывёт на льдине,

Как на островке.

Сфинкс

Лай Хрисиппом не увлёкся;

Спит Эдип, далёк молвы.

А фиванский сфинкс разлёгся

На прибрежии Невы.

Между женских губ в граните

Он загадку притаил.

Далеко-далёко видит,

Хоть лишён орлиных крыл.

Хвост извилистый, как змеи,

Грузно туловище льва.

И, гудя, пред ним робеет

Судоходная Нева.

Тень Петра по переулкам

Ходит в полночь у реки.

Под дворцом булыжник гулкий

Истоптали сапоги.

Поворчавши, звякнет шпора,

Вспыхнув, орден залучит…

У чугунного забора

Песню пьяный закричит.

Всё утихло, слава Богу:

Ночь, сенат, колокола…

Тень на лунную дорогу

Тихо встала и пошла.

В Москве

Холодно в пекарне,

Не слыхать печи.

Дух стоит угарный,

Сухи калачи.

Луковки-вилочки

Превратились в прах.

Тесто в гнИлой бочке

Бродит на дрожжах.

Выходи на рынок,

Сашка-пекарёк!

Стоптанный ботинок

У тебя потёк.

Продавай за гроши

Али за рубли

Сыромятны кожи,

Гуси-хрустали:

С гусика водицей

На царя польёшь.

В кожану тряпицу

Рубль завернёшь.

На широкой площади Сената,

Над свинцовым зеркалом Невы

Растопырил пальцы император

И коня поставил на дыбы.

Моросит ли северная осень,

Между туч ли плавает луна, –

Мнится мне, что и меня уносят

Медные копыта скакуна.

Незнакомка

В чаше неба одичало

Лунный плавает желток.

И качает у причала

Глиссерок и катерок.

Шлюпку-ялик, плоскодонку

В яркой бликов полосе…

Увидал я Незнакомку

На мосту во всей красе.

Шляпка, глазки, губ розанчик;

Вечно хладная Нева…

Ей на ушко иностранчик

Шепчет подлые слова.

Примолкни, град полуантичный,

Осыпан царским серебром,

Где голос Клемент романтичной

Плывёт из окон над двором.

И Хиль, в наивности недавней,

Бодрит и холит голос свой…

А корабел самодержавный

Идёт на ботике Невой.

…Поёт Калинченко, как дышит,

Сняв со штатива микрофон.

А Петр музыки не слышит,

Тяжёло в думу погружён.

Словно в камере обскура,

Повинуясь парусам,

Тихо плавает гравюра

По гранитным берегам.

ДОмы каменные серы,

Небо низкое с утра.

Нидерланды новой веры –

Город резвого Петра...

Всё, чем грезили когда-то,

Возвращается порой...

А на шпиле – блик фрегата,

Дальний чёлн сторожевой.

2020