Страстная пятница. Часть 2. Омуты.
4
В тумане растворяется эпоха,
в её трясине мир земной погряз.
Плач всё длинней от выдоха до вдоха,
уже порою дышишь через раз.
Небесный свет ломает жизни призма,
природу первозданную круша.
Чем дальше от земного реализма,
тем одухотворённее душа.
Мы узники, увы, греховной плоти,
однако, с ней расстаться страх велик.
Смерть косит, но и жизнь всегда в работе –
последний стон уходит в первый крик.
Закон вселенского круговорота:
душа, кружась в житейском колесе,
готова будь для вечного полёта
туда – откуда родом души все.
5
Я не ропщу. Тебе виднее, Отче,
кому какою мерой отмерять,
тяжёлой или лёгкой будет кладь,
чей путь длиннее сделать, чей – короче.
Я не ропщу. Вот только, словно зверь,
жизнь догрызает жалкие останки
надежд моих, и в вечной перебранке
я с этим миром горя и потерь.
Я не ропщу, не лью ночами слёз,
которые жгут душу, а не щёки.
К чему копить грошовые упрёки
внутри своих дыхательных желёз?
Я не ропщу. Обиды на судьбу
ни смысла не несут в себе, ни блага.
Ах, Отче, Отче – стерпит всё бумага,
а ты прости мой стон, а не мольбу.
6
Всё меньше куража,
и в жилах кровь всё жиже,
всё чаще хочется,
забыв дела, прилечь.
Безмолвие небес
ко мне всё ближе, ближе...
А груз вчерашних бед
всё тягостней для плеч.
Гляжу ночами вдаль,
но видеть не дано мне...
Лишь шёпот слышу я
из непроглядной тьмы:
– Смотри во все глаза,
вглядись в меня и вспомни
орбиты тех дорог,
где сталкивались мы!
Напрасен этот зов...
Я вижу тьму ночную
и больше ничего
среди седых планет.
Не различаю цвет,
о прошлом не тоскую,
не чувствую того,
чему названья нет.
Так до утра лежу,
глаза не закрывая,
прислушиваясь к тьме,
и мысленно скользя
по омутам ночным,
чья глубина взрывная
затягивает... Но -
в ней утонуть нельзя!