Нечто о незначимом-7
НЕЧТО О НЕЗНАЧИМОМ
Биография в стихах
Глава седьмая
599.
Потом уже, спустя полжизни нашей,
Которая предстанет ёмкой чашей,
Наполненной почти уж до краёв,
Я, право, буду сделаться готов
«Домушником», спустя полжизни нашей.
600.
Я буду рад дневать и ночевать
В семье своей, с женой всегда бывать
Не как-нибудь, не врозь, а только вместе.
Я буду при родной своей невесте
Стараться и дневать и ночевать.
601.
Но только в праздники да в выходные
Минуты станут выпадать такие,
Поскольку будет верная жена
В работу с головой погружена.
И только в праздники да в выходные,
602.
Да мельком по утрам и вечерам
Общаться с нею можно будет нам.
Но как же так печально совершится,
Что станем вскользь друг друга видеть лица
По будним дням, утрам и вечерам?
603.
Давно уже минует это время,
Когда в работу, как гусары в стремя,
Должны мы были весело вступать.
И только отдыхать да вспоминать
О прошлых днях – придёт такое время.
604.
Но время-то придёт, да не придёт
О том забота, чтобы наш народ,
Весь долгий век работавший победно,
Пусть не богато жил, но жил безбедно.
Увы, о том забота не придёт.
605.
На пенсии, назначенные люду,
Тогда прожить подобно будет чуду
И, чтобы чуда этого не ждать,
Работу станут многие искать,
Ведь надо же выкручиваться люду.
606.
И Валя, не молодушка уже,
Найдёт себе работу по душе
Рассказывать в загадочном эфире
О нашем русском православном мире,
Из тьмы поднявшем голову уже.
607.
А мне другая выпадет планида,
Помягче скажем, – полуинвалида.
Шумящая, как ливень, голова
Мне даст стихи писать едва-едва.
Такая невесёлая планида.
608.
А чтоб с такой шумливой головой
Ходить с ружьём или мести метлой,
То нечего, как Шмак сказал бы, делать.
Короче, не смогу копейки денег
С такою заработать головой.
609.
А впрочем, сам же буду виноватым.
К Тому, Кто благодушным панибратом
Притрагивался к моему плечу,
Я ноль внимания. Молчу, молчу…
Один во всём я буду виноватым…
610.
Вот Он и прикоснётся к голове,
И я, подобно скошенной траве,
Привыкну ждать в тиши родного дома,
Пока шаги жены уже знакомо
Не прозвучат в звенящей голове.
611.
Так вот и наказание тебе!
Когда-то в молодеческой гульбе
Ты забывал – жена в пенатах скромных
Ждала тебя одна на Автономных,
Но не было созвучия в тебе…
612.
Я снова шёл домой. Снежище хлёсткий
Почти что сбил меня на перекрёстке.
Я до калитки кое-как дошёл.
На ощупь кнопку от звонка нашёл.
Ну и снежище! Словно плётка, хлёсткий!
613.
Калитку отворила мне жена.
Пальто внакидку. Сквозь пургу она
Как будто как-то матово светилась.
Я улыбнулся: «Что-нибудь случилось?»
«Зашевелился!» – говорит жена.
614.
Признаюсь, я немало удивился.
Спросил Валюшу: «Кто зашевелился?»
«Да кто еще, сынишка наш, вот тут».
Мне горло прихватил волненья спрут,
И я еще сильнее удивился.
615.
«Да как ты знаешь, дочь там или сын?
Об этом знает разве Бог один».
«Бог знает, но и я наверно знаю.
Его давно я сердцем ощущаю.
А нынче убедилась в этом – сын».
616.
Минута – чтобы в кубрик к нам подняться.
«А мы хотели в парке покататься…»
«А кто мешает? Завтра и пойдём.
Должны мы позаботиться о нём.
Пораньше надо всем троим подняться…»
617.
Я против был. Но двое их теперь.
И вот, читатель, верь или не верь,
Мы в дымчатую утреннюю пору
С горы на гору по седому бору
На лыжах – не вдвоём, втроём теперь.
618.
Еще лыжня пустынна. Между сосен
Для новичков извилист путь и грозен,
Но мы летим накатанной лыжнёй,
Сугробы оставляя стороной
И, весь в снегу, кустарник между сосен.
619.
Сейчас я с малой горки не скачусь,
Ну, а тогда – и мчусь себе и мчусь,
И мчится по зигзагам Валентина,
Неся себя и крохотного сына,
И я за ними по лыжне качусь!..
620.
Но вот зима уже и пролетела.
Весна настала. Приближалось дело
Первостепенной важности – диплом.
Я очерк взял. Я с очерком знаком.
И вот уже полсрока пролетело.
621.
В альбом дипломный набело пишу,
На зло порядкам принятым грешу,
Но так быстрее. Очерк мой последний
Вот-вот в «Насменке» выйдет. Будет летней
Порой защита. Набело пишу.
622.
И как-то вышло так, что я к защите
Досрочно был готов, уж извините.
В газете говорят: «Чтоб понавык
К порядкам нашенским, давай, старик,
В «Тачанку» жми. Раз ты готов к защите».
623.
В «Тачанку» так в «Тачанку». Правда, вот
Уже другое время настаёт –
Жене рожать. Спасает Валентина:
«Привет, наш кубрик, и привет, перина!
Я в Коркино поеду. Так-то вот».
624.
И мчит «Тачанка», огненная тройка!
В «Тачанке» – я, шофёр да Юра Бойко,
Хороший, юркий, бойкий журналист.
Уже стенографистке первый лист
Заметок передали. Мчится тройка!
625.
И первый репортаж я передал,
Понятно, в прозе. Но не зря же дал
Другой мне дар господь. И вот, рифмуя,
Сижу и репортаж в стихах пишу я
И написал его. И передал…
626.
«Неси меня, автобус сельский,
Стремглав промчи по большаку
И дребезжащей тряской резкой
Сними столетнюю тоску.
627.
Что там, за дальним поворотом?
Деревня? Поле? Березняк?
Или осока над болотом?
Или дорожный пыльный знак?
628.
Швыряй в тоскующую душу
Поля, деревья, облака...
Греми вовсю... Лишь дай послушать,
Как начинается строка»…
629.
Я думал, лишь казахское начальство
Гостей встречает буйным пиром часто,
Да вот ошибся. Первый же райком,
Наш, комсомольский, фору выдал в том,
Чем славится казахское начальство.
630.
На «Волгах» едем вечером к реке.
Кострище на берёзовом мыске.
Вокруг кострища каменные плиты.
Те, что повыше, скатертью накрыты.
Песчаная тропа ведёт к реке.
631.
Минута – и восходит дым едучий,
Другая – и горит костёр трескучий,
А третья – и уха уже кипит,
И ест тебя звериный аппетит,
Как только что белёсый дым едучий.
632.
Съязвит читатель: «Сразу и уха!
А из чего она – из петуха?»
Да нет. Мы по дороге заезжали
К Ерёме-рыбаку, рыбёшки взяли
И всё, что надо – вот вам и уха.
633.
А с запасного входа в гастрономе –
Вино, коньяк и водку, ну а кроме –
Закуску, что смогла напомнить мне
О несравненной нашей целине,
А ведь была в обычном гастрономе.
634.
А после ночевали мы на базе.
Закрытой. Про неё у нас в рассказе
Ума не хватит ни словцо сказать,
Ни красками картину написать.
Вот на какой мы ночевали базе.
635.
А поутру с тяжёлой головой
Мы бросили «Тачанку» снова в бой,
И с посевной уральской репортажи
По телефону посылали, даже
С похмельной и усталой головой.
636.
Потом редактор скажет на летучке:
«Ну, пили, да ведь этакие штучки
Пересылали в прозе и в стихах.
Особенно в начале, ох и ах», –
Потом редактор скажет на летучке.
637.
Ну, а пока я к дому подъезжал.
«Здесь тормозни», – водителю сказал.
Взял вещи в сумке (было их не лишку).
И увидал хозяйского парнишку:
Видать, приметил, как я подъезжал.
638.
Сам, как сарделька (я подумал мельком),
С собачкой по прозванию Сарделька
Он из калитки выбежал. В руке
Какая-то бумажка. В молоке,
А может в сливках, губы вижу мельком.
639.
Еще кота я вижу на заборе.
Вот Стасик подбегает: «Дядя Боря!
Какая-то пришла бумага вам!»
Бумага из разряда телеграмм.
Кот на Сардельку дыбом на заборе.
640.
Волнуясь, телеграмму прочитал.
Родился сын Денис. Я это знал.
Вес – три шестьсот. Теперь и это знаю.
Вот радость-то! Домой я забегаю.
Сел. Телеграмму вновь перечитал.
641.
Григорьевна открыла дверь: «Хотя я
Неграмотная и немолодая,
Но понимаю, как детей рожать,
Вот и Валюша наша стала мать.
И я тебе скажу теперь, хотя я…»
642.
Но я уже не слушал. Я бежал
Туда, где общежитский наш стоял
Пятиэтажный корпус. Тётя Маша,
Узнав, сияла: «Там компашка ваша
Вся в сборе. Хорошо, что забежал».
643.
«Денис родился! – хором закричала
Братва моя. – Хлобыстни для начала
Спиртяги. Прошлым вечером Луцай
Донёс до нас полфляги невзначай», –
Компания смеялась и кричала.
644.
Потом мы сели к Шмаку на кровать
И стали по-приятельски болтать
О том, что я уже глава семейства
И надо отвыкать мне от злодейства
Садиться пьяным к Шмаку на кровать.
645.
И Шмак сказал: «Давай рванём под сало,
Что на столе. И едем до вокзала.
Возьмём билет. И к сыну и жене
Лети на электрическом коне.
Ну, а пока давай рванём под сало!»
646.
И деньги вдруг откуда-то взялись,
И с тестем посиделки начались,
И частые хождения к роддому,
И ресторан по случаю такому,
И деньги вдруг откуда-то взялись.
647.
Вернулся я, как защищать диплом
Пора настала. В зале, за столом,
Спросил декан: «Слыхали, сын родился?» –
«Да вот…» – «Ну, ты, дружок, и отличился!» –
Я на пятёрку защитил диплом.
648.
А вскоре я в «насменовскую» кассу
Пришёл за гонораром. Час от часу
Жизнь становилась лучше и светлей.
Вот, за «Тачанку» дали сто рублей.
Не даром шёл в «насменовскую» кассу.
649.
Смотрю – Удачин; рядом с ним у стенки
Мой бывший однокурсник Никоненко.
Рукою машет. «Что, фельетонист?
И твой автограф гонорарный лист
Востребовал?» – смеясь, стоит у стенки.
650.
Сей Никоненко был не кто иной,
Как тот, кто как-то шутку надо мной
Сыграл, и скажем прямо, недурную.
О ней я никогда не памятую,
И он её отец, не кто иной.
651.
Работал он тогда в отделе сельском
«Уральского рабочего» – и с блеском.
Удачину решил он подсказать
На практику меня в отдел их взять.
Тот был в то время завотделом сельским.
652.
Сижу в отделе. А была пора
Уборочная. И обком вчера
Район Артинский худшим обозначил
В уборке зерновых. А это значит
Критиковать его пришла пора.
653.
Удачин говорит: «Гони в Арти,
И так сумей там шуржу навести,
Чтобы райком, сквозь нервную икоту,
Принялся наконец-то за работу».
Ну, что же, ладно. Подавай Арти.
654.
Пожалуй, это уж для вас знакомо,
Что для меня, что сено, что солома,
Что я в делах крестьянских ни бум-бум.
И мне, естественно, пришло на ум
Лишь только то, что с юности знакомо.
655.
С автобуса в районку я иду.
Она в посёлке в центре, на виду.
Представился. И свежую подшивку
Беру, как жирного кота за гривку,
И не спеша по номерам иду.
656.
Вот репортаж (прекрасно!) с косовицы.
А вот разбор (в струю, как говорится!)
Ошибок, что снижают жатвы темп.
Осталось разобраться в море тем
Да что такое термин «косовица».
657.
Так, разобрался. У ребят беру
Бумаги чистой. Лоб рукою тру,
Сарказм и юмор к сердцу подгоняя,
Ну, и пошла-поехала родная!
Я с бою первый фельетон беру.
658.
Неделю всю во мне пылала искра.
А как в газете появлялись быстро
Мои памфлеты – только лишь пошлю,
С утра на полосе – а-ля-улю!
Так весело во мне пылала искра.
659.
В «Уральский» я приехал из Артей
Во славе заработанной своей.
Обнял меня Володя Никоненко:
«Ну ты и надавал под зад коленкой
Партийному начальству из Артей.
660.
Редактор наш, Гагарин , ходит павой,
Такой ли недоступно-величавый,
Как на параде конь, в плену удил.
Обкому нынче крепко угодил,
Поэтому, видать, и ходит павой».
661.
Но в пух и прах артинские вожди
Разбитые (ну, злыдень, подожди!)
Собрались с духом и во утвержденье
Свои пошли строчить опроверженья,
Разбитые артинские вожди.
662.
Мол, что у вас за журналист такой,
Пускай и молодой, и боевой,
Но не представился артинской власти,
А потому и перегнул отчасти,
Ваш этот журналист сякой-такой.
663.
Пришло тогда опровержений двадцать.
И мне одно осталось – собираться
И, ожидая грома над собой,
Бесславно отступить в УрГУ, домой.
Куда к шутам – опровержений двадцать…
664.
Но друг мой, Никоненко Володей,
С улыбкою спокойною своей,
На улице меня случайно встретил:
«Тебя Гагарин не разнёс – отметил». –
А я в ответ: «Да что ты, Володей?!»
665.
А мой сокурсник тихо улыбался:
«Гагарин, словно лев, на нас поднялся.
Мол, пишем мы, а откликов нема.
А тут в неделю двадцать три письма!» –
И тихо мой сокурсник улыбался.
666.
И вот он вновь стоит передо мной:
«Никак плоды минувшей посевной? –
С улыбкой мягкой он кивнул на кассу. –
Ну что, друзья? Грешно не дёрнуть квасу.
Я знаю место. Всех прошу за мной».
667.
Удачин не пошёл, а мы с Володей
Сидим в пивной, не расставались, вроде.
О сыне говорю ему. С жильём
Проблема, дескать, в житие моём.
За пивом бочковым сидим с Володей.
668.
Володя говорит: «А по моим
Понятиям, проблем с жильём твоим
Нет никаких. В пяти шагах отсюда
Живёт одна старушка, просто чудо.
Но это по понятиям моим.
669.
Зовут старушку эту Лепестиньей,
И за неё мы наши кружки сдвинем,
Поскольку с нею вам придётся жить.
Я это вам устрою, так и быть.
И часа не пройдёт, как с Лепестиньей
670.
Тебя я познакомлю». Через час
Читатель, точно, мог бы видеть нас
В квадратной светлой комнате с балконом
И с русской печкой. Весело, с поклоном
Нас встретила старушка через час.
671.
Лет восемьдесят было ей. Но ловко
Она со стула встала: «Друг мой Вовка!
Работаешь, наверно, словно вол…» –
«Да вот жильца вам нового привёл», –
Владимир без задержки вставил словко.
672.
И тут же мой вопрос был так решён,
Как будто не терзал мне сердце он,
И в солнечную комнату с балконом
Перебрались мы вскоре утром оным.
Так славно был вопрос тогда решен.
673.
Ах, Лепестинья, бабка Лепестинья!
Как нашу жизнь ты обновила сильно!
Как это походило на кино,
И как всё это кончилось давно.
Ах, Лепестинья, бабка Лепестинья!..
674.
«…Как живешь ты, бабка Лепестинья
В голубом заоблачном краю?
Можешь ли припомнить без усилья
Комнатку чердачную свою?
675.
Помнишь, как доверчиво и мило,
Словно мы ближайшая родня,
Ты в обход прописки приютила
И жену, и сына, и меня.
676.
Как по вечерам пекли картошку,
И во тьме сидели у печи,
И по стенам, потолку, окошку
Рассыпались веером лучи.
677.
Как в те дни, когда была ты в силе
(Вот уж точно пара – стар да мал!),
Ты игрушку сыну подносила,
А он вновь на пол ее бросал.
678.
А потом, когда, забыв проказы,
Спал наш сын, ты штопала бельё
И вела забавные рассказы
Про свое давнишнее житьё.
679.
Мол, как мы, не ездила по миру,
И не в том, мол, суть, но так и быть:
Получить бы новую квартиру
И спокойно в старости пожить...
680.
Бабка, бабка, бабка Лепестинья,
Вот ты и прошла тропу свою.
Я-то знаю, это уж вестимо,
Что живешь ты где-нибудь в раю.
681.
Ну а мы в своем подлунном мире
Все-таки дождались лучших дней
И живем в двухкомнатной квартире,
В равной мере нашей и твоей.
682.
Сын подрос. Мы малость постарели.
Но в благоустроенном быту
Часто вспоминаем, как горели
Угли, разгоняя темноту...
683.
Вот и все, что есть, и то, что было,
И про нас про всех, и про тебя.
Неужели рай твой — лишь могила,
Наша изначальная земля?»…
684.
А в молодёжке жизненный накал
Уже почти до неба доставал.
Добро хвалили мы, со злом сражались
И аккуратно спортом занимались,
Поддерживая жизненный накал.
685.
В подборки информаций, репортажи,
Статьи, заметки и памфлеты даже
Мы вкладывали и талант, и страсть,
Чтобы на доску красную попасть
Они могли – статьи и репортажи.
686.
И, сдав всё это в секретариат,
Мы шли (так ходят только на парад)
Кто в теннис освежающий сразиться,
Кто в шахматные битвы погрузиться,
И примыкал к нам – секретариат.
687.
Когда вступали в бой секретари,
Мы делали уже захода три
В тот гастроном, что нынче на Арбате
В закусочную превратился, кстати.
И вот вступали в бой секретари.
688.
И вот, в своей беззлобности прекрасен,
В «Насменку» приходил Владимир Назин.
Он в шахматах был крепче, чем металл.
Никто его тогда не побеждал,
И этим тоже был поэт прекрасен.
689.
Маханьем кисти сдерживая тик,
Он говорил: «Ты, значит, так, старик?
А я вот так». – И забирал фигуру,
Противником проигранную сдуру,
Маханьем кисти сдерживая тик.
690.
Тогда на Шейкмана, в многоэтажке,
Я жил с семьёй. Не очень было тяжко
Нам с Назиным, авоську нагрузив,
Пробраться по дворам в жилой массив,
Где жил я новенькой многоэтажке.
691.
По бесквартирному скитаясь миру,
Я всё же получил тогда квартиру,
Полуторку, но с кухней хоть куда.
Всё под рукой. Поставь кровать сюда
И век живи и не броди по миру.
692.
И в этот благодатный уголок
Мы приходили с Назиным. Что мог,
Я быстренько готовил из закуски,
И мы беседы с ним вели по-русски,
Благословив спокойный уголок.
693.
Вполне понятно, после первой рюмки
Стихи читали, взяв на время в руки:
Он – сборник свой, я – общую тетрадь.
А надоест стихи свои читать,
Наполненные поднимали рюмки.
694.
Скажу по совести, он хорошо читал.
Сбивая тик, перед лицом махал
Расслабленною кистью, отбивая
Еще и ритм стиха. Волна живая
Вскипала слов. Он хорошо читал.
695.
И сочинял. Из-под его пера
Стихи стекали звонче серебра –
В войну мальчишки (позабыть едва ли!)
Чернилами из ягоды писали,
Их слизывая с кончика пера.
696.
Тогда, однако, больше про любовь
Стихи мне нравились. Я вновь и вновь
Любовные стихи читать из книжки
Просил его. Прослушал их в излишке.
И кое-что запомнил – про любовь:
697.
«Кто был в деревне ей под стать?
Тот за околицей развилок
Мне б лучше и не вспоминать:
«Забудь. Не мучайся», – просила.
698.
По ней баян вздыхал. По ней
Страдали летние закаты.
В деревне несколько парней
Так и остались неженаты» …
699.
Но о поэте-друге свой рассказ
Придётся оборвать на этот раз.
Закон раздольного повествованья
Порядочного требует молчанья.
В другой главе продолжим наш рассказ.
