Ослепительно-белая чистота

И ослепительно-белое спокойствие,

и тишина, и послеполуденный зной,

и синева, где ласточки мечутся между облаков,

и бездна с ветрами и эхом далёких гроз,

что проливаются дождями на горы,

а радуги оставляют на листве краски и свет… Это тебе

напоминание, что тишина - это награда, и мир обычно наступает

после войны. Это ты

любишь всех, и сердца тебе хватает, и души, и понимания,

что новая жизнь всегда своё место у старой отбирает.

 

И если тебе говорили, что там в снегу, на обочине, лежали мёртвые,

значит этим летом, без сомнения, там будут клумбы с пионами.

И в касках, как в цветочных горшках, - фиалки,

а в детских глазах

нет страха и даже шёпота испуганного нет: - “Здесь ночами стреляют”;

потому что ночами нынче из открытой форточки лишь сверчки да птицы,

а утром по стеклу золотыми пятнами растекаются блики.

В этой ослепительной до слёз пропасти - ласточки лишь оставляют росчерки

на белых облаках,

будто господь что-то важное написал перед своим уходом,

но ветры скоро разогнали облака по горизонту,

от ночи до раннего утра шум на небе стоял

и загорались над чёрным лесом далёкие молнии.

 

Чего бы стоило спокойствие детей под грохот обстрела

и вой сумасшедшей грозы в своём неистовстве летнем?

Чего бы стоили побитые осколками яблоки на траве,

красные, как куски плоти, и запах трупный от лежащих в саду солдат,

а от пасеки, разрушенной снарядами, ароматы мёда?

Чего бы стоила вся моя жалость, что в глазах затухающих отражалась?

И чистота, вся, что есть на этом свете, да и на том тоже,

как не стоила ничего, даже гнутого медяка, так и не стоит.

 

Ослепительно-белое спокойствие - это бездна летнего неба,

что над детьми беззаботными распростёрлось,

и глаза их, словно зеркала, тоже стали бездонными,

чтобы теряться и пропадом пропадать, и чтобы уже безвозвратно.

“Рай на земле наступил” - писали ласточки на облаках,

а на небесах - пустота, бог ушёл и ангелы кто куда разлетелись,

и пропасть синяя, что у нас над головами, - стала обычным небом.