Одноглазый солдат. Часть 6

Полковник вне себя выскочил из за стола, ходил по кабинету потрясая слабыми, женственными ручками. Ручки эти, разве погладить могли. Били солдата раньше мужички с тяжёлыми кулаками, созданными ворочать землю, вчерашние крестьяне. А все же крик полковника был невыносим.

-Господин полковник, господин полковник!- Деланно залепетал он и видел пред собой бледное, брыжжущее слюной, жёлтое и плоское, как луна в непогоду, лицо. - господин полковник, я все сделаю...

-Понимаешь ты, идиот! Красные у нас на носу. Вот здесь, вот, вот они сидят где. Пришли уже, явились, здрасьте! Три дня никак не можешь ты начхать в эту бабенку, своего дерьма, а всего то дел...

-Я тороплюсь, господин полковник, очень тороплюсь...

- Подлец! Знаю я, ты меня красным сдать хочешь!

Полковник, утомившись видно, остановил нервный шаг по комнате, стал перед ним и смотрел желтыми, немигающим глазами. В этот момент в дверь постучали и в щель проснулась голова дежурного офицера:

-Господин полковник, бумаги подписать, можно?

-Погодите, с бумагами, я вызову,- дверь затворилась безшумно.

-Да ты хоть, потрогал ее, где трогать следует?

-Потрогал, господин полковник, и слова разные, ей приятные говорил, все сделал, как вы советовали и стихи...

-Дурень! Потрогал он! А партитуру свою сыграть не смог...

- Так я ж, по любви хочу, любви добиваюсь... а то, можно бы просто...

-Нет, просто делать не надо. Я тебе еще одну ночь дам. Я прямо скажу, но смотри не болтай никому. Я б и сам все сделал, но не могу, по некоторым причинам. Ранен я...

-Я стараюсь. Уж я и стихи ей разные читал...

-А просил ты ее, о том самом... ну скажи, просил ее?

-Просил...

-И что?

-Вроде, не поняла она меня, мимо ушей пропустила...

- О чем же тебе с ней говорить, как не об этом. На эту тему разговор сворачивай, она про свое, а ты на то же опять!

-Я сворачиваю, да только время ещё мне нужно...

- Мазь нужна мне, вот, вернусь я домой, к жене, а этой мазью смазывать себя буду, все будет у меня хорошо... иди солдатик и сделай свое дело. Я тебя тогда с собой возьму. Спасу тебя от красных...

У дверей стоял дежурный и лишь солдат вышел, снова наполовину влез в дверь.

Этой ночью за стенами тюрьмы шел дождь, сырость пробиралась в камеру, было зябко стоять у стены. Они долго лежали на полу, подстелив тряпье с кровати. Она принялась снова стонать и он зажал ей рот рукой, чтобы вела себя потише. Третью ночь они любили друг друга и солдат не мог представить себе, что он скажет полковнику завтра. Он решал было, бежать вместе с ней, скрыться в городе, ждать когда события разрешаться сами. Потом решал, ничего не делать и покаяться перед полковником. Потом опять терзали его сомнения и желания. Но было ему так легко в ту ночь, так томительно сладко отпустить от себя все накопленные беды, что он просто уснул. Уснул, не решив своих вопросов и не разобравшись в желаниях. Проснулся он в предутренней тишине. Был он в камере один. Где то в тюрьме противно звякало оцинкованное ведро. Он пошарил рукой вокруг себя. Формы не было нигде. И любовь его тоже исчезла. Он бросился вниз, в коридор, задыхаясь бежал по камням, по осколкам стекла босиком и в полумраке, проклинал подлую обманщицу. Он чувствовал уже петлю на своей шее. Про торчащие штыри он забыл...

Полковник, зло рассматривал его забинтованную физиономию, потом сказал почти сквозь зубы,

-Вот за это мерзавец, ты приведешь мне десять, нет лучше сто женьщин, иначе сам пойдешь на мазь!