ПИСЬМО
Дорогая Бабуля!
Ты сильно удивишься, разглядев штемпель на конверте – письмо отправлено ровно из того места, которое я покинул некоторое время назад. Всё, как всегда: смешное и грустное в одном флаконе и не поймёшь, чего больше.
Ты проводила меня на вокзал, пожелала доехать без приключений, вытерла слезинку и помахала платочком вслед уходящему на запад поезду. Мы потащились по однопутной колее, и я с верхней полки плацкартного вагона через окно прощался со старой Россией.
Несколько слов о нашем поезде. Сразу за локомотивом расположился спальный вагон, за ним вагон-ресторан, потом купейный, плацкартный и общий вагоны. Нас сразу предупредили, что ресторан обслуживает только пассажиров спального вагона, «купейникам» заказанную еду доставляют в купе, «плацкартикам» вафли и печеньки втридорога у проводника, а общий вагон не обслуживается вообще. Так и ехали, ни шатко, ни валко, трясло, правда, сильно, да мы привычные, лишь бы двигаться.
Тряслись мы не слишком долго, локомотив стал пробуксовывать и, наконец, остановился среди леса возле какого-то полустанка. Пассажиры спального, купейного и общего вагонов высыпали на природу, лишь двери нашего вагона оставались запертыми на все запоры. На наши недоумённые вопросы о причинах столь вопиющей дискриминации от начальника поезда был получен такой ответ:
- Километрах в 70 в лесу находится некий секретный объект, а в плацкартном вагоне много представителей пятой колонны, которые могут нанести ущерб этой секретности, поэтому принято решение «плацкартников» не выпускать.
Представь, Бабуля, какой вой поднялся в вагоне, какие угрозы и оскорбления посыпались на головы поездной бригады! Кто-то стал ритмично выкрикивать «Позор!» и весь вагон десять минут скандировал это бессмысленное слово. Когда все порядком утомились, на середину вагона выскочил писатель Мандаринов.
- Товарищи! – завёл он свою шарманку, - Власть снова демонстрирует пренебрежительное отношение к статьям Конституции. На этот раз к той статье, не помню её номера, которая гарантирует нам свободу передвижения. Мы должны провести митинг протеста и обратиться за поддержкой к народу, - Мандаринов указал на окно, за которым резвился народ из общего вагона.
Увиденное не внушило «плацкартникам» оптимизма. Полустанок делегировал тёток с солёными огурцами и какой-то мутной жидкостью, и раскрасневшаяся мужская часть народа кричала «Крымнаш!», а порозовевшая женская истошно вопила песню «Хочу такого, как Путин». Мандаринов безнадёжно махнул рукой и улёгся на свою полку.
Его место незамедлительно занял адвокат Начальный.
- Друзья! – кричал он, - Совершенно ясно, что этот выпад власти направлен против меня лично. Остановка связана исключительно с её желанием помешать мне провести согласованный митинг в согласованные сроки. Налицо очевидный факт коррупции, когда «спальники» подкупили поездную бригаду. Мы должны выбить окна и обрести желанную свободу!
- Ни в коем случае! Ни в коем случае! – оттолкнув Начального, заверещал экономист Заявлянский, - Не слушайте его! Если мы побьём окна, то нас обвинят в экстремизме и заставят возместить ущерб. Это я вам как экономист говорю. Нам нужна объединяющая всех идея, которая сплотит всех вокруг единого лидера,- и Заявлянский скромно, но многозначительно улыбнулся.
- Мама, я пить хочу, - послышался детский голосок.
- Вот оно, - встрепенулся Заявлянский, - вот то, что всех вас сплотит вокруг меня. Сейчас я составлю петицию с требованием выдать нам воды, а вы все её подпишите. Уверен, что воздержавшихся не будет – пить-то все хотят независимо от политических взглядов.
Я, Бабуля, тоже подписал, а куда денешься …
Заявлянский стал стучать в дверь.
- Чего стучишь, или в морду хочешь? – поигрывая резиновой палкой, спросил проводник.
- Откройте, мне нужно передать петицию, - заискивающе попросил Заявлянский.
- Прислони свою писульку к стеклу, я на мобилу сфоткаю и передам, а открывать не велено.
Заявлянский прислонил писульку, проводник сфоткал и направился к вагону-ресторану, где начальник поезда отдыхал в компании «спальников».
Часа через два у вагонной двери появился проводник.
- Всем отойти в другой конец вагона, - приказал он.
Мы отошли, дверь приоткрылась, в неё протиснулась пятилитровая бутыль, и сразу раздалось лязганье запираемого замка.
- Взрослым по 120 грамм, детям по 100, пенсионерам по 80 грамм, - распорядился проводник.
- Вообще-то воду литгами измегяют, а не ггаммами, - послышался недовольный картавый голос.
Проводник хотел ответить, но его опередил пассажир:
- Вечно вы, картавые, нас русскому языку учите, мать вашу. Вот лишим тебя, умника, водной пайки, будешь знать.
Картавый что-то забормотал в своё оправдание, но его слова заглушил отчаянный визг Заявлянского:
- Господа! Друзья! Товарищи! – голосил он, - Только что мы с вами одержали оглушительную победу! Мы вынудили власть прислушаться к нашему мнению и пойти на уступки! Вот что значит найти объединяющую идею и сплотиться вокруг истинного лидера!
Он мог бы ещё долго верещать, но …
Сзади подкатил старенький паровоз, лязгнули буфера и мы потащились по однопутной колее к месту старта.
- Последние стали первыми! - восторженно провозгласил Мандаринов и фальшиво запел: - Кто был ничем, тот станет всем.
Нас запихнули на запасной путь, и предупредили, что выходить из вагона нельзя, так как поезд начнёт новое движение без предупреждения, и опоздавшие рискуют никогда не попасть в светлое будущее. Но я рискну выйти, чтобы добежать до вокзала и опустить это письмо в почтовый ящик. Впрочем, не уверен, что сильно рискую опоздать, даже если пойду прогулочным шагом.
Твой внук, Путешественник
