Моя цыганская
На гитаре я колки не спеша подправлю
И душу, что болит с тоски, подпевать заставлю.
Примем мы сурьёзный вид. Есть на то причина,
Ведь неспроста душа болит у взрослого мужчины.
Черт чернилом начертил что-то на бумаге,
Знать, себя изобразил на трехцветном флаге.
То ль Георгий, то ль Дракон за стеной засели.
И на всех один Закон! Да, поднаторели.
А у нас со всех сторон – латки да заплаты,
Да звучит со всех окон: - Навались, робяты!
Нам бы стенку да лбами проломить, в аккурат к обеду!
А потом в трактир идтить – праздновать победу.
Обещают, как поют при честном народе,
Словно милость подают в темном переходе.
Выйди в поле, прокричи матерный эпиграф,
А потом в сортир мочи соплежувых тигров.
Я б метнулся в переход со шляпою помятой,
Да, чу! Уж ктой-то там поет: - все не так, ребята!
Я с душой вам спел про то, что не стоит слушать,
Может быть и кинет кто гривенник за душу.
Эх, раз... да еще раз,
Еще много-много раз...
И душу, что болит с тоски, подпевать заставлю.
Примем мы сурьёзный вид. Есть на то причина,
Ведь неспроста душа болит у взрослого мужчины.
Черт чернилом начертил что-то на бумаге,
Знать, себя изобразил на трехцветном флаге.
То ль Георгий, то ль Дракон за стеной засели.
И на всех один Закон! Да, поднаторели.
А у нас со всех сторон – латки да заплаты,
Да звучит со всех окон: - Навались, робяты!
Нам бы стенку да лбами проломить, в аккурат к обеду!
А потом в трактир идтить – праздновать победу.
Обещают, как поют при честном народе,
Словно милость подают в темном переходе.
Выйди в поле, прокричи матерный эпиграф,
А потом в сортир мочи соплежувых тигров.
Я б метнулся в переход со шляпою помятой,
Да, чу! Уж ктой-то там поет: - все не так, ребята!
Я с душой вам спел про то, что не стоит слушать,
Может быть и кинет кто гривенник за душу.
Эх, раз... да еще раз,
Еще много-много раз...