белые-белые корабли...
Лютые ночи рождают опасные миражи:
неугомонными мыслями одержим,
смотришь сквозь дрёму, как
где-то — не знаешь, где —
белые корабли плывут по тихой воде,
медленной рябью бликует река,
чёрную руку её — многопалую дельту — сжимает морская волна,
в пену взбивает кипенно-белую.
На другом берегу иная рука
крепче обхватит удобную рукоять парабеллума —
хочется,
хочется мира.
Выстрелы стихнут.
Ресницы — стрелами,
слёзы из глаз ли, миро ли…
Небо темнее мазута —
звали грозу-то,
да она не пришла.
Крестники Зверя смотрятся в зеркала:
разве младенцы они, чтоб с грозой не справиться,
так какая разница,
что не прокляты до́ света выродки дикарей?
Сами развеются на заре
без анафем,
без выспренных слов —
потому что зло.
Улыбка луны мила,
крестники Зверя сидят у стола
(впрочем, тут пировать им не разрешат).
Слушают,
слушают, чуть дыша:
над разрушенным городом ветер свищет,
бродит он,
бродит
по свежему пепелищу —
после построят белее и чище
недожжённых земель востока.
Небо алеет, сила течёт потоком,
присные молят:
не будь жестока
к бедной палёной родной земле…
Белые-белые паруса кораблей,
белое небо спускается ниже.
Пачкая блёклый нимб,
тянется чёрный дым —
в гомоне птиц,
в зареве утренних комнат
ты не уснёшь,
ты уйдёшь за ним.
Там, где останешься — помни,
как дети глядят на тихие корабли,
гряда облаков безмятежно плывёт вдали,
и счастье под рёбрами сжалось.
Зверю не слышно жалоб,
не нужно молитв.
Плакать-кручиниться Белая Госпожа не велит.
