Matricaria

я приношу тебе ромашки на ладони, когда ты говоришь: "Сейчас утонем",
когда ты говоришь: "Мы похороним память о себе".
я приношу из них варенье к чаю, когда ты говоришь, что мы — случайность,
всего лишь отголоски, синь Невы.
я привожу тебя на поле из ромашек, а ты смеешься: "Надо же! Все наше,
совсем, как в детстве, правда ведь, Олег?"
и я, сдирая с сердца веру, пока вокруг проходят сотни лет,
на выдохе едва не соглашаюсь.
едва, но нет.

и ты внезапно умолкаешь, как умолкают птицы пред дождем, подходишь ближе, еще ближе — и смотришь вопрошающе? легко?
мне кажется, что большего не нужно: пока мы как одно — вдвоем, пока меня ты ласково целуешь, пока меня ты держишь за ладонь.
мне кажется, что большего не надо: пока мы вместе пьем ромашковый отвар, пока не помним прошлых дат — но ты все чаще смотришь на часы и говоришь: "Пока";
все реже происходят наши встречи.
о них лелею память.
думается, вечно.

я приношу тебе ромашки на ладони, когда ты говоришь: "К чему такая скромность?",
когда ты говоришь: "Вчера Антон мне подарил герберы, "Дом, в котором..." и стихи".
я улыбаюсь вежливо и тихо прошу тебя перед уходом сделать чай — и ты, не глядя, с полки достаешь зеленый; 
я отворачиваюсь, выписывая "больно" на ладони, и слушаю, как шелестит листва: окно открыто настежь, как обычно.
тебя бы бросить, как привычку —
да только не смогу я,
не сумею.

я приношу к тебе ромашки на могилу.
ты улыбаешься на фото.
так красиво.