Десять роз. Эпилог. Одиннадцатая украденная роза
Середина солнечного, похожего на весенний дня, – вовсю светит солнце, поют птицы, тает снег. И... может и не хорошее настроение, но уже можно жить: почти два месяца прошло с похорон. Надо брать себя в руки, по-настоящему, а не для проформы. Переставать рыдать по ночам, рассматривая его фотки. Переставать клясть себя и обвинять в его смерти. И самой жить, дальше жить, а не забиваться в щель, как только заканчивается рабочий день, и становится пора домой. Этим и занялась сегодня прямо с утра: тщательно накрасилась, прогулялась, вкусно поела, а перед этим всем посетила один медицинский центр... впрочем, это скорее всего, было лишнее, не найдут там ничего: я просто уже старею, стресс опять же, только и всего.
А теперь вот приехала в автосервис, в тот самый, с той лишь разницей, что никто меня в нём теперь не встретит и по звонку ко мне не выйдет. Я должна сейчас сама всех найти, описать проблему... ну, и всё остальное, как полагается. Я теперь от и до — сама за себя.
Всё оказалось весьма несложно – я просто не знала ничего этого раньше. Раньше Максим просто забирал у меня ключи и, в зависимости от сложности ремонта, говорил, стоит ли ждать или лучше ехать по своим делам, а потом... Потом, когда всё было готово, говорил идти за ним, вёл меня через бокс, в котором ремонтируют машины на стоянку за зданием автосервиса, заводил мою машину, и пока она прогревалась, мы с ним курили в специально отведённом для этого месте, он мне объяснял что-то, чего я не понимала, потом сам выгонял автомобиль на общую парковку и прощался со мной до вечера. Только сейчас я поняла, как важны и приятны были эти моменты и как горько, что их больше не будет.
Сейчас пришлось самой обо всём договариваться, потом идти в кафе на втором этаже, усаживаться за свободный столик, заказывать кофе и ждать.
Как хорошо, что меня никто здесь не узнал и не узнает! Исхудавшая и подурневшая после почти двух месяцев еженощных рыданий, я мало напоминала себя прежнюю, ту, которую Максим приводил на корпоратив. В клиентской базе меня тоже нет: он всегда всё оформлял на себя, чтобы была скидка сотрудника, так что и этот путь закрыт. Ну, и прекрасно, пусть так! Сяду за угловой столик, выпью капуччино, подожду, пока позвонят. И постараюсь ни на кого из сотрудников не смотреть, чтоб никто мне его ненароком не напомнил, — такое было бы выше моих сил.
Ждать пришлось часа два, и именно в тот момент, когда мне пригнали отремонтированную машину, пришло уведомление из медицинского центра. Я совершенно автоматически заглянула в телефон и чуть не упала, там, где стояла, а потом и слёзы хлынули из глаз: смешанная с болью радость нашла таким образом выход.
— Что с вами? Случилось что-то? – участливо поинтересовался мужчина лет тридцати пяти, вставая из-за руля и отдавая мне ключи.
Я покачала головой – нет: не признаваться же каждому... А случилось то, что на тебе такая же форменная куртка, какую накидывал поверх белой рубашки Максим, когда выходил проводить меня на улицу. И ещё кое-что случилось, но это вообще мало кому надо знать. Мне одной и надо... Ну, может, ещё одному человеку понадобится каким-то образом это знание: сейчас позвоню ему и буду в курсе.
Отъехав на одно из крайних, незанятых парковочных мест, я снова открыла приложение медицинского центра, которое скачала сегодня утром, я зашла через него на сайт и ещё долго, вдоль и поперёк, изучала вынесенный лабораторией вердикт: результат теста – положительный.
Боги!.. Со мной не случалось этого с тех пор, как родился Никита! Я думала, что потеряла эту способность ещё в молодости. Не знаю, что делала бы сейчас, как сообщила бы такую новость Максиму, обрадовало бы его это или огорчило, но сейчас мне некому сообщать, вернее, нет того, кто имел бы право решать этот вопрос наравне со мной. А сообщить мне очень даже есть кому...
Не Валерке – от него я ушла сразу после похорон, оставив всё. Как я слышала от общих знакомых, новую хозяйку он привёл в дом сразу же, чуть ли ни в тот же день. Что ж, пусть радуется пока, дом давно по дарственной оформлен на детей, радоваться не так долго, хотя... не желаю я ему ничего плохого, вот не желаю и всё, пусть он будет счастлив.
Детям и родителям тоже сообщать преждевременно: подожду пару месяцев, потом им скажу. Представляю, как у них у всех откроются рты! Что ж, будем с Динкой помогать друг другу, на то мы мать и дочь, вместе мы точно справимся.
Ладно. Никите может и скажу прямо сегодня, но не сейчас, к вечеру: у парня сессия, он наверняка занят от и до.
Я знаю, кому сейчас позвоню. Да, я знаю. И как бы он ни отреагировал, ему это точно полагается знать.
Виктор ответил только с третьего раза, кисло и неохотно, опустив приветствие.
— Зачем ты мне звонишь? – прозвучало в трубке устало, и у меня зашлось сердце. Как я раньше могла думать, что эти два человека, Виктор и Максим, не похожи? Ну почти тот же голос я услышала, негромкий, глуховатый, схожего тембра. Только кажется постарел этот голос с тех пор, как я слышала его в последний раз...
— Вить... не клади пожалуйста трубку, мне надо тебе кое-что сказать! — зачастила я.
— Чего теперь ты можешь мне сказать? – со вздохом спросил Виктор. — Чего такого, что я захотел бы услышать?.. Ну, говори, раз позвонила, – разрешил он.
Я вдохнула поглубже и, скрестив пальцы, произнесла это:
— Я только что узнала, что у меня будет ребёнок от твоего сына.
В трубке надолго повисла тишина. Я даже на экран телефона посмотрела пару раз, чтоб убедиться, что вызов продолжается. Вызов продолжался, но Виктор молчал. "А вдруг как с той Алькой много лет назад? — мелькнула предательская мысль. — Хоть и нет к нему у меня никакой претензии и быть не может, но вдруг тоже подумает, что хочу повесить на него некий хомут? Да и пусть подумает! Я сама за себя, а его хотела просто поставить в известность!"
— Ты где? — наконец ответил Виктор. — Я приеду.
Я не стала говорить, где я, — это было бы слишком, не стоит ему сюда ездить. Лучше назначить встречу в ближайшем ТЦ и пообщаться там. Главное, что я не ошиблась, и нам, кажется, есть, о чём пообщаться.
– Можно я своей бывшей... матери Максима... тоже расскажу? — спросил Виктор, перед тем, как повесить трубку.
— Можно, — разрешила я. — Только пока никому больше, хорошо?
Пусть бедная женщина тоже хоть немного, хоть весьма слабо и относительно, но порадуется, подумала я. Позже познакомлюсь и с ней, и много чего ещё сделаю, но позже. Сейчас главное, чтоб у самой сердце от неожиданной радости не разорвалось. И Виктора ещё увидеть и обнять: я два месяца чувствовала себя перед ним виноватой, так пусть это пройдёт, боги, пожалуйста, пусть пройдёт! Не могу с этим жить. Я смогла горевать одна, но радоваться хочу вместе с тем, для кого моя радость тоже радость.
И доносить. И родить. Обязательно и непременно, несмотря на то, что мне к этому времени будет уже почти сорок три.
Я посмотрела на подаренные Максимом часы — классная, нужная штука, привыкла к ним так, словно носила всю жизнь! Была половина четвёртого. А солнечный, почти весенний день понемногу перетекал в зимний вечер: подмораживало, стихал ветер, краснело солнце. Темнело небо, пока незначительно, но уже ощутимо.
Ничего, Величайший, скоро весна. А потом лето. А в середине осени, в моём любимом октябре, он и родится. Именно он, мальчик, — я уверена, потому что на пол ребёнка влияет вовсе не что-то, доказанное учёными, а только одно: то, кого мать любила больше, себя или отца будущего малыша. Я любила тебя больше всех и всего на свете, и потому у меня может быть только сын. Надеюсь, у него будут такие же чёрные глаза, как у тебя – о большем я богов и не прошу.
Не догадываешься, Величайший, как его будут звать?.. Другого имени я просто не представляю.
...Уже улыбаясь, я завела машину: надо ехать на встречу с Виктором. Надо снова брать себя в руки и налаживать жизнь, и я уверена, что теперь у меня всё получится.
А Величайший отдохнул в тени Финиковой пальмы и отправился дальше, потому что никому из Величайших сидеть на месте не полагается: надо двигаться дальше, иногда даже – в лучшие миры. А Пальма осталась в пустыне, под палящим солнцем, среди барханов песка и ветров, – это её место, на то она и Пальма. Только вот в тени её теперь вырастет роза, одна-единственная, украденная ею у Величайшего. Вырастет и расцветёт в память о том, у кого её украли.
...Я думала, их десять, а их было одиннадцать: десять о смерти, и одна – о жизни.
________________
Предыдущая глава
Читать сначала
