На волне.
Пробивается свет осенний сквозь решётки на мостовой. Я дышу подмостовой сенью — я пока что ещё живой.
Самолёты — как иглы в небе, корабли затопляют порт. Льётся вкрадчивый свет осенний кровью тысячной из аорт. И чернят в отдаленьи трубы, и динамик хрипит в петле — по всем нам, что уже не будут, но останутся на земле, неспособные к излеченью и идущие вникуда... Где-то бьётся о стёкла птица, шебуршится внизу вода.
...А волна несёт звон стаканов, непристойности, чей-то смех, и каким-то нелепым чудом — моё имя среди помех.
Я гляжу, как скользит по камню длинной стрелкой пожухший лист; настоящее и былое переходят в груди на свист и выходят густым туманом. Вечереет, рябит. Знобит.
Я дышу.
И живу надеждой, пока радио говорит.
Самолёты — как иглы в небе, корабли затопляют порт. Льётся вкрадчивый свет осенний кровью тысячной из аорт. И чернят в отдаленьи трубы, и динамик хрипит в петле — по всем нам, что уже не будут, но останутся на земле, неспособные к излеченью и идущие вникуда... Где-то бьётся о стёкла птица, шебуршится внизу вода.
...А волна несёт звон стаканов, непристойности, чей-то смех, и каким-то нелепым чудом — моё имя среди помех.
Я гляжу, как скользит по камню длинной стрелкой пожухший лист; настоящее и былое переходят в груди на свист и выходят густым туманом. Вечереет, рябит. Знобит.
Я дышу.
И живу надеждой, пока радио говорит.
