Мы с Мухиной теперь живём вдвоём
Мы с Мухиной теперь живём вдвоём.
На антресоль забросив серп и молот,
Я (всё ещё, пусть и на самом донце, молод)
Туплю внимания копьё
О неприступный бастион дождя,
Шумящий всё наглей день ото дня.
Она ж порой ещё зудит,
Когда не ест или не спит.
Так ей предписано природой.
Бывает, всполошится, облетит
Куб отведённой нам свободы,
И замолчит,
Проклятый минерал, как татарва,
Ползёт по стенам, распуская руки.
Октябрь копытом жёлтым простучит
Тоску, изваянную в звуке,
Способный от себя нас уберечь
Настолько же,
Насколько боль кривящей губы муки
Способна передать, как столб, прямая речь.
Мы пьём с утра. Я — чай, она — что Бог пошлёт,
Уткнувшись носом в партитуру листопада.
Шуршит листок, обронен невзначай,
И бесполезно долгий взгляд бросать на клён:
Мол, то не ваше ль...?
И тишина стоит такая,
Что застенный кашель,
Как залп, синиц срывает с подоконной сидки,
И дробь осадков снова попусту дырявит небо.
Ах, если б я до этого всего узнал,
Что наша жизнь — игра в убытки,
Таким охотником бы до неё я, верно, не был.
Так, меряя минуты на часы,
Она кружит-жужжит,
Намереваясь, видно, впопыхах
Вторую жизнь прожить
В придачу,
Утроив этой бег,
До той поры,
Когда авто, волнуя хлябь,
Усталость по домам развозят.
Я — просто жив
И что имею, тоже трачу,
И из руки невидной струйкой
Секунд стремится серебро,
Моё беспутное добро,
И явь,
Сминая сон, их превращает в снег,
Как прошлое, искрящий на морозе.
