Мы с Мухиной теперь живём вдвоём

Мы с Мухиной теперь живём вдвоём.

На антресоль забросив серп и молот,

Я (всё ещё, пусть и на самом донце, молод)

Туплю внимания копьё

О неприступный бастион дождя,

Шумящий всё наглей день ото дня.

 

Она ж порой ещё зудит,

Когда не ест или не спит.

Так ей предписано природой.

Бывает, всполошится, облетит

Куб отведённой нам свободы,

 

И замолчит,

Проклятый минерал, как татарва,

Ползёт по стенам, распуская руки.

Октябрь копытом жёлтым простучит

Тоску, изваянную в звуке,

Способный от себя нас уберечь

Настолько же,

Насколько боль кривящей губы муки

Способна передать, как столб, прямая речь.

 

Мы пьём с утра. Я — чай, она — что Бог пошлёт,

Уткнувшись носом в партитуру листопада.

Шуршит листок, обронен невзначай,

И бесполезно долгий взгляд бросать на клён:

Мол, то не ваше ль...?

 

И тишина стоит такая,

Что застенный кашель,

Как залп, синиц срывает с подоконной сидки,

И дробь осадков снова попусту дырявит небо.

Ах, если б я до этого всего узнал,

Что наша жизнь — игра в убытки,

Таким охотником бы до неё я, верно, не был.

 

Так, меряя минуты на часы,

Она кружит-жужжит,

Намереваясь, видно, впопыхах

Вторую жизнь прожить

В придачу,

Утроив этой бег,

До той поры,

Когда авто, волнуя хлябь,

Усталость по домам развозят.

 

Я — просто жив

И что имею, тоже трачу,

И из руки невидной струйкой

Секунд стремится серебро,

Моё беспутное добро,

И явь,

Сминая сон, их превращает в снег,

Как прошлое, искрящий на морозе.