Материнское горе
МАТЕРИНСКОЕ ГОРЕ
Сатин на зеркальном стекле,
Еловая веточка с шишкой
И цинковый гроб на столе
С неровно запаянной крышкой.
Мать ходит сама не своя,
Не знает ни сна, ни покоя.
«Сыночек!.. Кровинка моя...
За что же нам горе такое...»
Очнувшись, к соседям идёт,
С бедою своею безмерной.
Там сварщик совхозный живёт,
Сейчас отдыхает, наверно.
Мать, сердце сжимая рукой,
Ему объясняет нескладно:
«А вдруг там не сын, а другой...
Неладно тут что-то, неладно...»
И сварщик отводит глаза,
Обидеть отказом не смеет.
«Вскрывать-то, сказали, нельзя.
Да ладно. Приду, как стемнеет....»
Вот скрипнуло к ночи крыльцо.
И пламя трещит голубое.
И мать увидала лицо.
Не сына, а чьё-то чужое.
Чужой, сшитый ниткой висок...
На жёлтом чужом подбородке
Прильнул к волоску волосок...
А так, по годам, одногодки...
И сердце замедлило бег.
Нет слёз, да и сил уж остатки...
«Пусть прокляты будут вовек,
Кто смерти предал вас, ребятки...»
31.03.12 г., день
Сатин на зеркальном стекле,
Еловая веточка с шишкой
И цинковый гроб на столе
С неровно запаянной крышкой.
Мать ходит сама не своя,
Не знает ни сна, ни покоя.
«Сыночек!.. Кровинка моя...
За что же нам горе такое...»
Очнувшись, к соседям идёт,
С бедою своею безмерной.
Там сварщик совхозный живёт,
Сейчас отдыхает, наверно.
Мать, сердце сжимая рукой,
Ему объясняет нескладно:
«А вдруг там не сын, а другой...
Неладно тут что-то, неладно...»
И сварщик отводит глаза,
Обидеть отказом не смеет.
«Вскрывать-то, сказали, нельзя.
Да ладно. Приду, как стемнеет....»
Вот скрипнуло к ночи крыльцо.
И пламя трещит голубое.
И мать увидала лицо.
Не сына, а чьё-то чужое.
Чужой, сшитый ниткой висок...
На жёлтом чужом подбородке
Прильнул к волоску волосок...
А так, по годам, одногодки...
И сердце замедлило бег.
Нет слёз, да и сил уж остатки...
«Пусть прокляты будут вовек,
Кто смерти предал вас, ребятки...»
31.03.12 г., день