Post Lorka reflection

Крик оторвался от губ.
Ночь оторвалась от крика.
Тысячей мотыльков билось безумство в стекла,
Чтобы слиться, смеясь, с бабочками огня…
 
Женщина, торопясь, путаясь в чем-то испанском –
Может быть, платье, может быть, страсти,
А может быть, танце
или горячечных строчках стихотворного бреда –
бежала сквозь полночь.
И только оранжевый ветер
горько смеялся своим апельсиновым смехом.
 
Боль оторвалась от тела,
Вспыхнула – и взлетела –
Плач на оранжевом ветре –
влажный заплаканный шепот листьев оливы.
О, черные лебеди ночи!
О, изгиб мучительно-сладкий шей лебединых!
 
О, как не нужен бывает в такие минуты голос!
Спазмом схвачено горло,
И я немотой захлебнулся…
 
Женщина, смеясь и плача, бежала сквозь полночь.
Женщина, одна из тех, у которых ветер
любит выбирать из волос мотыльков поцелуев.
Женщина… Какое имя ей ни придумай…
Женщина – крик в ночи.
А я темнотой захлебнулся.
Ветер, хохочущий ветер, прячет лицо в шепоте листьев…
 
Ночь оторвалась от крика…
Болью по самому краю
вышиты расставаний белые покрывала
сестрами в темных кельях
с запахом кипариса…
 
О, символика трав с магией запахов
в пряную полночь с сорвавшимся криком…
О, сестры, в ларцах кипарисовых – кельях…
А сестры все пели. А сестры все шили
Крестами да молитвами. Болью да гладью…
И по ночам просыпаясь со своею ошибкой,
Они не заметят, что день их последний украден.
 
И белое, белое забытье
Покрывалом далекой холодной страны.
И тоска бесконечных равнин,
Где теряется голос…
 
Шторы дождя вышиты шелестом, шепотом
губ обнаженных.
Губы дождя скользят по горячему телу.
И ловкие пальцы ветра обнажают плод
апельсина и неба.
 
Таинство обнаженья…
Плоть обнаженного крика…
В вихре движенья…
Женщина в чем-то испанском…
В памяти этой ночи?..
 
Падают в мутные лужи лунные многоточья.
Желтые апельсины в заводи этой лунной.
Апельсиновой кожурой путь твой сквозь ночь усыпан.
 
Женщина в чем-то испанском…
Какое имя ей ни придумай…
 
И белое, белое забытье…
Черной точкой на белом снегу…
И тоска бесконечных равнин,
Где теряется голос и Бог…
 
Ночь оторвалась от крика.
Белой бабочкой в темном проеме окна.
И в огромную ночь
бьется крик с перебитым крылом…
 
1995 г.