Весенняя космогония

На фарфоровом небосводе — чёрное звёздное крошево.

Пустота настаёт, когда закончилось всё хорошее:

смешные цветные бумажки, время, тепло, еда...

Но боги знают: если как следует подождать

и попросить у Высшего Разума ума для своих питомцев —

всё, словно по волшебству, вернётся.

А пока — на кухне хлопают ладони шкафов,

за стеклом колдует апрель,

ветер гладит едва народившуюся листву,

разгоняет тучное стадо, меча бирюзовые стрелы.

Сумрачно-грозовое становится сливочно-белым,

в рваные щели врывается солнце,

пляшет по пластику, резным лепесткам плюмерии,

будит эхом Большого Взрыва ленивую кляксу протоматерии.

 

Бух!

Вселенная расширяется,

в горячем газовом облаке рождаются две планеты:

сонная зелень, в косматом космосе запутались крошки света.

Кошка смотрит в окно, улыбаясь подобно Будде.

Покорные взмаху её ресниц,

на подоконник садятся голуби, спешат к остановке люди,

выходя в весеннюю невесомость из надёжного дома:

нырнуть в пустое чрево маршрутки,

исчезнуть с горизонта событий,

вернуться с горой пакетов и кормом —

снова дешёвый «Вискас», нет этим двуногим веры!

Кошка плывёт к двери,

волоча за собой надкушенный край ноосферы —

великая госпожа мягких диванов и полных мисок.

 

В замке возникают ключи,

звенят пригоршней бозонов Хиггса,

люди заходят, бросают пакеты,

треплют любовно уложенный мех руками.

Вселенная до краёв наполняется смыслом,

пустота отступает,

скуля, забирается под фундамент,

сворачивается клубком в железных корнях высотки.

Панельный ламповый микрокосм из ангельской неги соткан.

Энтропия посрамлена.

Её высочество дремлет на блудном джинсовом ложе.

Тарелка с горой полна,

чайник свистит торжественный гимн пирожным,

над первым фонарным бутоном, шалея от счастья,

жужжит луна.