ПОМИНКИ

Из истории города Перми

 

Борис Ихлов

 

Студенческая жизнь не такая уж счастливая, как думают те, кто не смог поступить в университет. И жизнь тех, кто по окончании остался работать в университете, далеко не сахар. Тем не менее - в советское время смысл научной работы был худо бедно понятен. Вокруг этого смысла вертелись оценки характеров обитателей университета, содержимого их голов, качеств души.

После катастрофы многое прояснилось, кто есть кто.

 

***

 

Никогда не видел таких глупых, инфантильных, недоразвитых студентов, как теперь, в новом тысячелетии. Был бы писателем – выразил бы художественно. В наши дни студенты строго ходили в костюмах, студентки – всегда одеты с достоинством… Мы были уже взрослыми. Мы были молоды.

Татьяна - она сидела в читальном зале 1-го университетского корпуса и смотрела на меня во все глаза. А глаза у нее крупные. И сама Татьяна… Я покраснел. Ладно бы – один раз. Но и в другой, она сидела на том же месте и снова смотрела на меня во все глаза, и я снова покраснел. Мне казалось, я видел татьяну в первый раз. Незнакомая красотка смотрит тебе в глаза – попробуй, не покрасней.

Раз иду после занятий на остановку автобуса, Татьяна сознательно идет за мной, делаю вид, что не замечаю.

Скажете, дурак? Соглашусь.

 

Фото красавицы Татьяны висело на стенде рядом с ректоратом, она была обладательницей именной стипендии имени химика Баха. Размышлял я над этим недолго. Как-то возвращаясь из университета, увидел, как Татьяна идет с одним типом под ручку, и вроде всё уже решено… И забыл про нее. Напомнил мне тот, кто шел с ней под ручку. Странно – он не мог знать про то, что между нами произошло, не мог знать, что в тот весенний день я шел сзади, но именно мне – напомнил. С какой-то откровенностью, с каким-то пошлым садизмом.

 

Наступил февраль 2016 года. Умер от инсульта Ринад Кусяков, которого все почему-то звали вонючим Ренатом. В морге в зале прощания занудливо бубнил молитву нанятый муфтий. Верующим Ринад не был, но родители – мусульмане. Муфтий рассказывал: вот встретят его душу и спросят: как звали пророка?

Потом долго, гнусавя, говорил речь доктор химических наук Вова Глушков. Расхваливал Ринада, какой тот был умный, какой хороший товарищ, какие философские книжки читал. Глушков даже двухтомник Ницше подарил ему - «зачем-то», как сказал Глушков. Еще о том говорил Глушков, что у Ринада были изобретения, но он всё почему-то не хотел патентовать. Потом выступили его школьные друзья, тоже говорили о божественном начале в Ринаде Кусякове… И другие товарищи говорили. Не совпадало сказанное с реальностью настолько, что ясно ощущалось: говорили о ком-то другом.

Так проникновенно говорили они… А на кладбище поехали только товарищи по университету. Кроме Сани Недугова, который подхватил свою старую любовь Олю Туманову и усвистал с ней в кафешку.

 

После кладбища университетские собрались не у родителей Ринада, а у Татьяны. Все тот же Глушков, при галстуке, в лоснящемся костюме, его первый тост. Говорил Глушков, каким большим другом был покойный, всегда приходил на помощь. Да-да, поддакнула дамочка с химфака, такой был друг, всегда приходил на помощь в трудную минуту, и даже если не просишь – сам звонил и предлагал помощь!

Татьяна подняла тост, говорила то же, что и я хотел сказать – про наше поколение. Ринад сломался, сказала она. Нет, нет! Возразили тут же Глушков с Чупиным, не сломался.

 

Я знал Ринада как вполне ограниченного человека. Конечно, в университете оставляли и таких тупиц, как Лёня Торопов или Олег Шеин. Шеин вдобавок был еще стукачом. Но, думаю, Ринаду дали место на химфаке исключительно как соучастнику компании Авдеева-Глушкова-Недугова-Чупина. Авдей скоропостижно скончался, Ринада выгнали… Из университета вообще трудно выгнать, это прецедент, не знаю, что послужило причиной.

 

Где-то он работал после университета… Увы, амбиции не совпали с возможностями.

В те дни я нищенствовал, клянчил у знакомых мелочь, не на что было жить. Замена КГБ на ФСБ ничего не переменила, для меня всё так же действовал запрет на профессию. Отвергали все вузы. Хуже: на авиационном заводе имени Калинина не взяли даже в аппаратчики, показали «черный» список, вторая фамилия – моя. В 1996 году в квартиру, где я перекантовывался, прошел проверяющий из ФСБ. Меня не было, хозяйка спросила, почему мне не дают устроиться на работу. ФСБ-шник ответил: «Пусть уезжает в другой город и устраивается».

Итак, в те дни я ходил кругами по городу и побирался. Дальние знакомые были не страшны, у них я смело просил мелочь. У своих одноклассников не попросил бы никогда. Разве что у Сани Суханова, было дело… Он почему-то возбудился, замахал руками, и не дал. Из компании химиков - тоже было страшно просить.

В ту пору я встретил Ринада. Он попроще, что ли – и я поклянчил у него какой-то мизер. Ринад тогда занимался золотишком, был на коне. «Возьми, - сказал Ринад, - но помни, что эти деньги ты отнимаешь у моих детей.» Я не взял и зарекся просить помощи у химиков.

 

Нищета моя длилась долго. Андрюша Чупин, вроде бы, смотрел наши революционные тексты в самиздатовском «Рабочем вестнике», правил их, вообще поддерживал меня душевно… Попросил у него денег, ну, совсем есть нечего было. И Чупин дал, причем дал не в долг, просто так дал. Как объяснить… Как-то Чупин ехал в поход, не было у него болотных сапог. Мне позвонили в 12 ночи, я сорвался с постели, привез ему свои болотные сапоги прямо к электричке, потом два часа шел домой пешком по ночной Перми… Казалось, да и сейчас это кажется естественным. Если б я знал, кто такой Чупин – пальцем бы не пошевелил. А тогда - подарил этой компашке всё: и палатку-серебрянку, и болотные сапоги, и спасжилет, и…

И вот пришел мой день рожденья, куда я, по обыкновению, зазвал моих самых-самых друзей, и задушевный друг Чупин за разговором вопрошает меня, когда я ему, богатому сотруднику нефтяной компании, верну денежки.

Думаете, это потому, что богатые никогда не прощают долги бедным? Как не так. Он бездарность и слабость свои вымещал, меня на место ставил, унизить меня ему хотелось.

Собирался Чупин броситься с Камского моста… Перед этим как-то по-другому пытался покончить жизнь самоубийством, но кто-то его отвлек от этого мероприятия, и пошел он с кем-то, кто отвлек, выпивать.

 

С Саней Родкиным я знаком с детства, жили в одном дворе, сначала подрались, потом подружились. Он и ввел меня в компанию химиков. У Сани я был свидетелем на свадьбе. И вот, в дни моей нищеты, шел я в гости к художнику Остапенко. По пути почему-то захотелось зайти к Родкиным. Наташа, жена Сани, предложила гостю суп, Саня налил водки. Потом спросил, куда направляюсь. Честно ответил: в гости. «Молодец, Боря, - сказала Наташа, - у нас поел, пошел есть в гости». Куском хлеба попрекнула. Так, так, разве можно уважать нищих, получай! Ну, что, рассказывать им, что у Остапенко в те дни тоже ничего перекусить, кроме телефонного шнура, не было? Вместе бегали по знакомым перехватить деньжат.

 

Саня, Саня… Как он относился к Наташе. Сама Наташа – не красавица, сошлись в колхозе, куда отправляли всех студентов после поступления в университет. Не знаю, что между ними было. Видимо, именно такая жена для карьеры Родкину и требовалась. После моего первого стройотряда Саня предложил отметить, мы зашли в кафе «Дружба». К нам подсели две знакомые девчонки. Одна из них – ослепительная фигуристая филологиня… Мужики в кафе всё подходили пригласить ее на танец, Родкин вежливо отказывал. Потом девчонки ушли, а Саня, когда мы возвращались, тоскливо сказал: «Эх, растянуть бы эту блондиночку под кустом…»

Факты, ему негожие, Родкин не то, что забывает, а с козлиным упрямством твердит, что такого не было. Как-то напомнил ему, что после кафе «Дружба» мы с ним сидели еще у меня дома за бутылочкой вина. Отрицал с пеной у рта. Потому что неловко он выглядел после бутылочки, да и как ему, за неделю до свадьбы, напоминание про блондиночку под кустом.

Папа у него был парторг завода им Ленина, очевидно, напел сыну, что в Венгрию правильно ввели войска. И Саня мне тоже сказал про Венгрию – правильно ввели войска. Сегодня я тоже думаю – правильно. Но когда началась перестройка, когда Саня начал вторить демократам про Венгрию, я напомнил ему прежний разговор. И снова пена у рта: не было! Не говорил!

 

Братец его, Эдик – редкий хам, циничный, бессмысленный. Бил маленького Саню скрипичным смычком. Уехал в Израиль. «Он влюбился в Израиль!» - рассказывал Саня.

Мать, Бронислава Менделеевна, визгливая, вреднющая баба – не работала. Подворовывала в магазинах, придет, возьмет булочку, не заплатит, пытается уйти. Ее останавливают, стыдят. Какой там стыд, плюнь в глаза – божья роса. А ведь жили Родкины не бедно.

Сане привалило счастье, в школе он влюбился в одноклассницу, Люсю Бухвалову. Как-то вечером после школы мы с ним откровенничали, Саня сказал, что не любит свою мать.

Всё ушло.

 

Окончив университет, Саня стал начальником, при содействии диаспоры возглавил институт при ЦБК в Голованово, в Орджоникидзевском районе Перми. Там, у Родкиных, мы собирались по праздникам. Райончик шпанистый, били там всех подряд. Но когда избили Саню, он стал твердить, что это были антисемиты, били его как еврея. Перед отъездом в Израиль Саня объяснял: «Надоели обоссанные подъезды.» Однако ни подъезды, ни даже избиение (руку сломали) не сыграли роли. Просто в США, куда уехал парторг, скончалась Бронислава. Саня рассказывал, что, съехав в США, Бронислава стала очень патриотически интересоваться жизнью в России.

Говорят, евреи особенно как-то переживают смерть матери, больше всех прочих наций, лучше всех переживают. Родкин мне поведал о книге, которую приобрел: «Быть евреем». Попросил его дать почитать, Родкин отказал: «Ты не поймешь, у тебя мама русская».

Я сказал тогда Глушкову: «Саня свихнулся на еврействе». «Если так, - ответил Глушков, - теперь я тебе могу сказать, что Родкин в химии, мягко говоря, не очень…» Сам же Родкин себя подавал как большого специалиста в химии.

 

Настало 8 февраля 2016 года, и Глушков на поминках, в соответствии с продвинутой интеллигенцией, уважительно говорил о гражданине Израиля Родкине, и о его профессионализме тоже.

 

Сережа Гордеев – из той же компании университетских химиков… Он тоже работал в нефтяной компании, после очередных поминок у Авдеевых, в троллейбусе, легко мне сообщил: «Кому ты нужен». Действительно, он богатый нефтяник, а я нищеброд… Словом, друзья.

 

Глушков – да, Вова Глушков всегда ко мне хорошо относился. Был у него в гостях, играл на фортепиано, Вова записывал на магнитофон… «Ты в своих песнях дошел до гениальности!» - сообщил Вова, прощаясь. А через полгода, не то злорадно, но как-то подленько, с гадливой улыбкой подчеркнул мне: «Жаль, магнитофонная запись стерлась…»

 

Ну, не было у меня денег. На последние гроши набрал дешевых ромштексов с картошкой и пригласил на день рожденья закадычных друзей.

Глушкову, человеку светскому, пришлись не комильфо дешевые ромштексы. И он, полагая, что хозяин пьян и ничего не понимает, запихивал ему эти ромштексы: «Ешь, ешь, поправляйся…» Он меня за быдло посчитал.

 

Чупин и Глушков – не разлей-вода, оба члены КПСС. Настал день, мы случайно встретились с Вовочкой Глушковым, и за стаканом водки он, осклабясь, насмешливо показал мне свое удостоверение капитана запаса КГБ. Стало быть, и Чупин стучал на меня.

Одна университетская баба-туристка рассказывала: «Когда слушаю Глушкова, даже не песни, а когда просто так говорит, во мне что-то поднимается – только бы замолчал».

 

Дело тем не кончилось – у Чупина у самого случился день рожденья. И он через Глушкова (не сам) – позвал, не постеснялся. «Что ж ты подаришь?» - спросил Глушков. Я ответил – книжку подарю, ну, как они сами мне дарили, ведь я каждый раз всех предупреждал, что мне не нужно подарков, главное, чтобы сами пришли, так закадычные друзья порой дарили дешевые книжки. Не-ет, сказал Глушков, Чупин пожелал в университете справлять – пожалте 500 р. У меня не было таких денег. Глушков в ответ завел, что я езжу в Москву, по заграницам, когда он, Глушков, не может себе этого позволить. Объяснять, что езжу не на свои деньги, не захотелось. Понял я тогда окончательно, кто такой Глушков. Всё.

 

Замечательно он мне однажды объяснил: «Ну, и что – поменял мнение. Получил новую информацию – поменял мнение, ничего особенного в этом нет». Вчера коммунист сегодня антикоммунист, вчера фашист, ныне обыкновенный человек… Здорово! Молодец, Глушков! Хорошо ему живется. Совесть не мучает.

 

Был еще среди них Валера Миняйло, здоровенный пустоголовый красавец. В эпоху безденежья вместе пили и шатались по бабам. Потом его устроили на Пермнефтеоргсинтез, отучили пить. На поминках он сидел удивительно тихо, боялся открыть рот, чтобы не показывать выпавшие зубы.

 

Недугов… на него завели уголовное дело – доигрался в сотрудничество с ФСКН. У морга отвесил он мне стандартный либеральный штамп: «На дворе 1937 год (даже перепутал, сказал, что 1936-й, а если б имел в виду московские процессы, сказал бы 1935-й), сам ведь хорошо знаешь…» Да, знаю этот госдеповский наивный штамп… Однажды позвонил ему, сказал, что ополченцы просят консультации химика-профессионала. Недугов ответил, что ему «донецкие» не нужны.

 

Однажды весной был сплав по речке Усьве. Жена Авдея Наташа, Оля Туманова, Недугов и я. Недугов, как оказалось, любил Олю, Оля, как стало ясно уже на сплаве, была равнодушна к Недугову. Но оказалась неравнодушна ко мне. После сплава состоялся крутой разговор, Недугов сказал, что из всей «кампашки» он сел бы в байдарку только со мной.

 

***

 

Глушков на кладбище, спросил: "Ты все так же не любишь Ельцина?" И завел: "Ельцину надо было вывести страну из этого коммунистического тупика..." И добил: "Уважаю "Эхо Москвы", Украине надо было освободиться, она была под пятой России..." Словом, ни одной мифологемы не пропускал, если б дальше говорили, если б я не раскричался, он бы точно рассказал, что ополченцы вместе с двумястами тысяч российских солдат уничтожали «Градами» и «Ураганами» жилые кварталы городов Новороссии. Там, где жили сами ополченцы со своими семьями, такие вот садисты и мазохисты. Стал говорить ему, что 25 тысяч бандеровцев прошли маршем по Киеву – возразил тут же, тем же штампиком: «Нет никакого фашизма на Украине, что какие-то 25 тыс., на Украине живет 45 миллионов…» И очередной штамп: «На выборах за «Правый сектор» проголосовал 1% населения…» И, чтобы окончательно меня уничтожить: «Ты говоришь как Кургинян…»

 

Я всегда думал, что вот эти штампики, которые выдают примитивные киевские СМИ, предназначены для людей малообразованных, для дегенератов, не умеющих самостоятельно мыслить. Оказалось - нет! Профессура пермского университета тоже их любит.

И вся эта шобла, которая так славословила покойному, поминать поехала (пять собственников авто) не к родным, что было бы логично, если б они все так его уважали, а к бывшей жене, Татьяне, которая сбежала от своего муженька. А четверо его близких друзей даже на кладбище не поехали, сослались на занятость (сами поехали вместе в кафе). Лицемерие это всё и фарисейство.

 

Понимаю, Татьяне, которая на две головы выше Ринада по интеллекту, да и по душе, всё надоело. Ринад в кругу семьи лишился ореола компании. Гениального Вовки Авдеева не стало, Саня Родкин, который нас всех собирал, эмигрировал. Да и в компании - Глушков уж успел поднадоесть и стихами дурацкими, и песнями гнусавыми, и Чупин - своими запоями… И осталась Татьяна белым своим лицом к лицу с вонючим Ринадом и с его жуткой мусульманской семейкой. Словом, разошлись. Вообще браки русских с татарами… сплошные разводы и несчастья.

Какой, к черту. Ницше, какая, к черту, философия - Ринад для нее слишком примитивен.

Ринад запил по-черному. Никогда химики в компании, кроме Чупина, не допивались до свинского положения, но у меня на очередном дне рожденья Кусяков упился именно до свинского положения. Потом доигрался до инсульта. Потом выживал.

Я нес к могиле на носилках его легкое тело и все время думал, когда же положат в гроб – но по мусульманскому обычаю хоронили без гроба, в саване.

 

Вся наша компания заглядывалась на Татьяну, красота ее была тонкой, прозрачной, кисти Рокотова. Ринад, замухрышка, не то, чтоб похвалиться грязно, не то, чтобы принизить Татьяну, сообщал нам: «Кайф, особенно на кухне, она у плиты, сзади пристроишься…» Он говорил это при мне, а когда мы собрались, кажется, у Гордеевых, сказал мне самодовольно: «Посмотри, какая у меня жена. Ну, иди, потанцуй с ней. Ей будет приятно».

 

Вспомнилось… В совсем другой компании, физиков нашего курса, Андрюша Антюхин вот так же садистки и пошленько мне предлагал: «Ты посмотри на мою жену… Сколько всего в ней… Пристань к моей жене, а?» Краля у него была действительно – дай бог, если не сознавать, что она из торговли – так всё на свете забудешь. Через много лет, опять же на похоронах, когда лидер той компании физиков, Владик Соколов, выкинулся из окна, я увидел Антюхина. Опустившийся алкоголик, краля от него ушла к крутому коммерсанту.

 

Ринад в тот момент, когда предлагал мне потанцевать с его женой, прекрасно знал, что я один. Да и вообще всю жизнь – один. Но в те дни еще теплилось во мне что-то эдакое комсомольское, обязательное, потому я не плюнул ему в морду, не дал в челюсть, а стал послушно танцевать с Татьяной. И тут-то понял, почему она на меня смотрела – она напомнила: мы вместе были в 7-м классе в математическом лагере. Всего-то.

На том вечере сынок Сережи Гордеева потянулся к Недугову, как к папе – Недугов смущенно уклонялся… Скорее всего, пацан тянулся к яркому красному джемперу Недугова, а может, к тому, что девушки именуют «мужик».

 

Помню, были у Глушкова, тогда он был женат на Оле Свистковой. Тоже глупый туристический брак, как и мой с Таней Горбовой, как и у Чупина с Верой… Что-то тогда им спел душевное – и Оля сказала: «Боря свое место всем уступил…» Я сделал вид, что не понял. А Ринад – я увидел - понял. Больше он не предлагал мне потанцевать с Татьяной.

 

Потом… Кусяков-сын получил травму, ему на какое-то время было запрещено заниматься спортом. Стал наркоманом и помер. Татьяна нашла себе какого-то мужика, но тот тоже помер, незадолго до смерти Кусякова.

 

Не знаю. Да разве может быть счастье. Всякий раз маячит в самой близи и вдруг, хочешь или нет, уплывает из-под носа. А ты коришь себя, того не сделал, другого не сделал, какого-то решительного шага не сделал. И наконец, наученный опытом горьким, в самую неподходящую минуту таки делаешь этот решительный шаг, и этот шаг в очередной раз перемалывает твою судьбу. Попадаешь в самую дурацкую катастрофу, из которой потом с таким трудом, с такой кровью выкарабкиваешься.

 

Было это в 1983-м. Собрал я своих друзей в библиотеке Естественно-научного института, что при университете. Были те же, Авдеев, Недугов… Хотелось продолжить семинар, который мы учредили в 1974 году с Абанькиным и который скоропостижно заглох. Долго им рассказывал о задачах, решить которые невозможно без синтеза наук… Жарков, который случайно зашел, выслушал и объявил, что всё, о чем я говорил, называется синергетика. Авдеев первым (его все ждали) сказал, что у него нет на это времени. Хотя я беседовал с ним до этого, он соглашался и даже дополнял, мне казалось… Он тогда так отвечал мне, что… мне казалось… Потом Недугов объявил то же, что и Авдеев – нет времени. Резко. Утешал меня тогда Щуров, он сказал: «Это не ученые. Это ремесленники от науки».

Синергетика появилась в университете только через несколько лет. Еще позже стали читать стохастику. Обидно, в 1984-м я стал учиться в аспирантуре МГУ и увидел – там студентам читали лекции по синергетике и стохастике.

 

Было это в 1985 году. Я пришел в химический корпус университета, на 3-й этаж, мы сидели все в одной лаборатории, Авдеев, Недугов, Родкин, Глушков, Кусяков. Рассказал им, что в нашей стране нет советской власти. И социализма тоже. Думал - близкие люди, друзья, не выдадут, а может, и вольются в движение. Помню, сморозил им демократическую глупость про Афганистан, Недугов возразил, Недугов сказал: «Нам ведь нужен полигон…» И снова никто не поддержал. Все оказались убежденными в правильности политики КПСС. Правда, Родкин меня утешал.

 

***

 

Случилась секунда: собрался покурить на балконе, дочь Татьяны, копия мамы, но без ее красоты, сказала: «Там холодно, нужно коврик ложить.» Да-да, с ударением на первом слоге. Тут я всё понял. И не могло быть у нас с Татьяной ничего. Как ее… Татьяна, Татьяна… Нет, не помню. Она уже тогда была Кусяковой.

 

Кто из них стучал на меня, Недугов, Глушков, Чупин, порознь или скопом – черт знает. Я хотел простить их всех, на поминках. Обернулось это, правда, плохо, то ли с дурной водки, то ли с дурных людей - три дня болел, не мог из дому выйти. Да видно время пришло, нет сил уже тратить душу на людей, что меня окружают. Разве в суде кого защитить – так ведь то траты времени, не души. Осталась злоба – к негодяям, вот она и движет мою жизнь. Или я ошибаюсь, не всё еще прогорело.

 

***

 

Я их простил. Чупин пришел на мой день рожденья, с деньгами в конверте. Как он сказал: «Без денег да без подарка приходить на день рожденья – не по-русски». И как же это раньше он заявлялся без ничего. Наконец, в следующий день рожденья пришел Глушков. Пел под гитару своим козлетоном «Навстречу утренней заре, по Ангаре, по Ангаре…» Под занавес решил расслабиться и спросил: «Ты до сих пор не веришь, что Россия сбила боинг?» Назвал его американской проституткой и выгнал.

Недугова после суда определили в «Белый Лебедь» на 14 лет. Чупин поехал в больницу удалять катаракту и по дороге умер. На похороны я не пришел. Мне стало окончательно ясно, кто есть кто.

 

11.2.2015, 1.5.2017, 2020.