Друг мой...

– Друг мой, враг мой?

Смотри, как, безмолвно потеряны, листья крýжат и падают тенью невольною, кутая ночь.

Ни тоски притяжений, ни горя, отчаянья – видят сны, чутко спят, верно падают без конца

в омут глади "невозвращённых". Вот последний, наверное. Мне б помочь

этот жертвенный шрам приживить?

Не изгладить, увы, не задев позвонка, венца.

Память? Плакалось о непрочном, напрасном – да, в сущности, не своём…

Вера? Думалось о важнейшем. Хил, жалок, в цепком корне неверен до вскрика кривой финал.

Оттого ли разорваны корни – столетия-вязи, враставшие в тихий дом,

оттого ли дремуч, неуклюже-нескладен, затейливо тесен, несносно мал

дом двоим?

В лог – вместимы лишь годы неверности. Боле слышать сей сущего яда плод

моей меры не хватит – ни всходам, ни солнцу – как спасу, знамению – гиблое возрастить

в непогодах. Безудержно, суетно, солоно, горестно немилосердие непогод,

биты чаши чарующих амфор – толку, право, в них не было издревле.

Ветхое, уж прости.

Нет ни слова "волшебного", воли стремительной. Шатко, ветрено. Прочее отболит,

где очаг этой веще-невидимой хвори – терпимее злобы. Всуе жгучее, пусть не в счёт.

В неба плавном свечении – кровь – лазурно-белейшая, с зыбких высей по венам моим течёт.

Спит мой город, когда-то излюбленный, названный Раем. Теперь лишь терновый вид.

Странно, тягостно… Ветви гнетущего мне же негоже с врачующим, редкостным древом венчать.

Поздней осенью сырость да холод могильный пронзает повсюду: снаружи, внутри, насквозь.

Я иду в тёмный дом, без окóн, впредь дверей отскрипевших – забытый, затем – начать…

от начала начал.

– Не встречай меня – ни во зло, ни на милость; в путях своих доблестных (клятвой) ввек меня не встречай!

Ибо после – как чудо – я выживу. Силюсь! Лоно тени отброшу. Дарю, бери!

Дождь отмолит, омоет остроги, покровы – сольётся в единое, древнее, вечности чёткий круг.

Я однажды была тебе ближе всех прочих, иных.

«Кем намеренно послана верой верной тебе служить?» –

ты ответь мне правдиво, без злости, обиды, тревоги, надменно недрогнувшей маски, мой враг, мой друг?

Не к лицу мне – цвета всех нетканых убранств и обличий: слишком лéстна, нескрóмна не в меру великих честь.

Дюже ново-сплетённое кружевом платье, да, нежности складно... а в пору ли?

Хладен воск –

срок стекающий в стенах. Домá, своды, Храмы, дворцовые мощи былого прекрасней здесь.

Я пройду – незаметно, поодаль, чуть рядом… чужою отныне, кому-то желанной наградой.

Учтиво. Вскользь.

Моя повесть звучит, будто строгая поступь вершителя судеб.

Не слышь её… Тщщ… молчи!

Знать бы, радужно-красочный бал листопадный кому-то сейчас, обречённо, всем видом напомнит порок и месть.

Моя повесть длинней, пока жизни седая обитель, стирая убого-некрытое, слаженно строит Чин.

Есть три сотни, четыре, хоть тысяча сто причин – отогреть бы ладонь в ночи,

где Воскресшие, словно бесть* – в птицах, бабочках, нимфах, в шаге зримом – витке лучин.

Не смотри в это небо: я – слово, мгновение, память, вера – бессменный Лик.

Ибо в каждом мгновенном – щит!

«Я есмь!»

* бестия (изм.)

/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2023 /