Пролетая над…

­­­­­­­­­­­­– Наш лайнер взлетает. Займите места, пристегните ремни,
отложите прессу, – нечётким, с оттенком смешного акцента, вещавшая стюардесса,
слегка суетилась. В ней страх выдавало волненье в неловких жестах,
и слишком перфектно-отточенный, строгий грим.
 
Салон класса люкс. Этажи – в два ряда, как кабинки.
Стол округлый, места – контур кресла напротив кресла.
Скучая, уткнувшись в порог застекольный – в туманно седую ночь, ноль интереса,
случайно попутные, встречные: Он и ноутбук, Она и смартфон «Urgent message».
В наушниках «Dolby» – блюз.
 
О, нет. Не знакомы. С чего бы? Такие – сверхсрочны в делах, да летать посезонно!
Париж – Миннесота – Дамаск – Акапулько – Лондон:
весь рейдовый список – тоннель над Атлантикой полноводной.
Июльски-хмельная жара, знать, природы зловещий план,
 
мешавший спокойно уснуть… на четыре часа полёта.
Соседи шумят "вьюговейно", внезапно, бессвязно, "аэрофлотно".
Как много же в мире людей! В сизых крыльях стального борта,
увы, как в подземном метро, в грот забвения не нырнуть.
 
Теплом, прижимая к коленям свой старенький, сверхсекретный* –
всё думал о том, как легко́, невесомостью – не суе́тно.
О, небо!
А столько ведь мест – где я вовсе, увы, и не был… Не зреть мне Пекин, Берлин.
 
И – злая, все-суще стучащая (звонко, как полые дронги*), до хвори – чумная работа.
Наивна привычка – мечтать средь полёта о чём-то, о ком-то,
о том, что… по часу назначено – смерклось в мгновение ока:
в рябой – пустотой, дали́.
 
– Семья?..
Лет так десять, наверное, кануло, к чёрту лихому, в Лету.
Любимая женщина, планы, заботы, итоги, долги, обеты.
И в частом: тревожные сны, как гуляли, вдвоём, по цветным переулкам,
с речистым напевом ручного ветра.
Те хо́ды полночные наши – мне кажутся ныне бредом,
нарочно пугавшим глумливых птиц.
Ну, где же, куда же ушло всё это?!
Наркоз и фантомный шприц – спасенье, воистину, в час рассветный.
 
И быт одиноко идущего – вялый, тягучий, по сути, "Ничто" несущий.
Как идол, что взвален на плечи, калеча, лечит. А что в насущном*?
Повторное – в каждом текущем дне: чёт-нечет.
На миг бы о том забыл.
 
Всё стёрто под корень – отдушины, чувства, лица.
И принцип быть сильным – есть самый жестокий принцип.
Поскольку никто не в ответе – ни люди, ни ветры, птицы…
скользящие зимние улицы вен столицы.
– Оставьте мне верный тыл!
 
Мой ребусный паззл не понятен вам, как ни снам, и ни духам.
Я слышу движенья – сверх-чутким, натяжной струною живучим слухом,
как зимы приходят – досрочно, мгновенно, глухо – не с теми, кого любил.
 
В потёмках глубинных сей памяти – Всё – имена и даты,
и плач нерождённых… у нас когда-то.
 
– Ну, доктор, ну, что там? Жена ли в порядке? Как там?
 
И доктор, не мешкая, прямо – ответом штатным: «Пройдите за мною.
Простите, у нас порядки.
Нам нужно оформить страховку, заполнить карту».
Я знал, что, отчасти, ответственность – в бюрократах.
Что дальше? Не ночь, не день…
 
В сегодняшнем, с кровью из рока дремучего вырванном – настоящем:
я волен, успешен, в решеньях осмыслен, в ночах – неспящий.
 
Вот, стюард, курносый, столь юный мальчишка – вдоль ряда с напитками тянет ящик,
фужеры хрустальны – для первого! Да, звенящи.
Что даже фони́т от стен.
 
Ей сорок, уже через две с половиной недели – сорок.
Как во́рог* небесного росчерка, вето, диагноза мрачный мо́рок,
я ж – помнящий наизусть – те фразы – «родное» звучит в которых.
Иное, надрывное, словно бы стоны моря. В излюбленных треках – пульс.
Я слышу их тоже – пусть. Да, к лешему – грузный блюз,
укором, стеною гранитной меж нами, виною…
 
– А помнишь ли день, на коленях стоя, дарил белоснежное, неземное?
– Где кольца?
Смеюсь, суть нарочно: «Не взял».
Святая Мадонна, моя Мадонна, несусь гордой поступью фараона.
В ней взгляд, словно завтра – конец Всего и…
наш Го́лем снесёт сквозняк.
Сказ, впрочем, остёр, как углы Бермудов! Не помни – утопит, раздавит, сгубит,
как храм Атлантиды: но есть и будет – скрыт тонной гремучих вод,
средь жерла держа́щих – янтарно-мутных – средь смерди*, не слышно Богам прелюдий.
 
Вот.
Здесь мысль о текиле б, безоблачном, в солнце распухшем – песками укрытом пляже!
По правилам местных – сейчас не сезон продажи
счастливых билетов, и если даже – расщедрится Кефар-Блюм,
жизнь слишком дове́сна колючей сумой, не своей поклажей.
Скажу вам, как есть – ей скажу однажды… Нет мысли на свете глупей и гаже,
чем бросить вослед, промолчав о важном...
брутальное «Не люблю…»
 
Салон класса люкс. Два ряда – шумовой завесой.
Здесь "пары" сидящих – отнюдь, нет, не пары. В повадках – лестны.
Лишь двое – реальны… на вид. Улыбчивый парень. И девушка
весела́ – не жена, невеста?
Смотрит зорко на них, с любопытством, бессменный гид.
Сколь их думы легки́, годы общего-складного – наперёд не предсказаны сроком.
Да, у них, не у нас – мир расцве́чен – как в песнях Ацтеков и Майя строки…
словно им – вечный венчальный гимн.
 
Мы ж – заядлые странные путники, мудрые, жизненно, люди:
говорим – как всегда, ни о чём, не убудет.
Видишь, солнце румяное, заревом, как на блюде, распускает букет в лучи –
но не смей о том, не кричи!
Ибо сотня на то причин, неизвестно, угодно ль Будде?
 
Старики за соседним – неспешно листают советский «Вестник».
Он откуда здесь, неуместен?
Да о чём-то картаво талдычат на свой коренной, как "Туземский салат" – корейцы.
Сам не понял, о чём: «Don`t speak».
Вновь уткнулся в ноутбук, и опять досада!
Этот жизненный спрут, злой, строптивый буржуйский гад и…
никогда не поможет, не спустит надёжный шлюз.
«Ничего-ничего от тебя-то мне, уж, и не надо! Разве просто часок вздремнуть».
 
Дама в шляпе, огромной полями (Chanel ли Prada?),
и очки пол-лица закрывают, словно если б скрывали фатум.
Вновь в наушниках надоедливый блюз, как горчи́на несвежего шоколада.
 
– Господа, самолёт приближается к Кефар-Блюм.
«Please, take your seats. Buckle your seat belts». А дальше, наверное, Идиш…
Потерпи, ещё десять минут, и на волю выйдешь!
Лог табло убедительно демонстрирует: «Finished!», корректно «Finish-sh-ed!»...
Конец пути!
 
– Вера, Боже, постой!
Я старался сказать всё минут за восемь.
Растянулось на двадцать – и, по видимому расчёту, нас сейчас "попросят".
Только мне не до них, чемодан я, со-спеху, в проходе бросив:
«Вера, Вера, слышишь, давай – никому, никогда, впредь, друг друга не отдадим?!..»
 
 
* см. сверхсекретный ноутбук
* дронги - гранитные скалы
* в насущном дне
* во́рог - см. враг
* смердь (изм.) – см. гиблое, бездонное место
 
Примечание: ударения в некоторых словах намеренно изменены
 
© Кайгородова Светлана
/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2023 /