Разговор с классиком

Интернетские гонки

 

Цикл иронических поэм

 

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

 

(Третье послание)

 

Ни у кого такой не встретил хватки.

Сайтистов, позапрятав глубже лень,

Бросал я в Интернете на лопатки,

А ты меня бросаешь каждый день.

 

Вот, правда, уважительней и мягче

С недавних пор пошли твои броски,

Как в показательном борцовском матче,

Когда недопустимы синяки.

 

Предполагаю, что с тобой случилось.

Мои слова ты принял за брехню,

Что, полагаясь на Христову милость,

Со временем тебя я догоню.

 

Двенадцать тысяч были между нами

Читательских воинственных полков.

А я грозил пока еще словами,

Что в схватке победить тебя готов.

 

«Какой наглец! — подумал ты, наверно. —

Сам Маяковский поотстал, остряк.

А ведь хвалился силою безмерной

И был тебе не пара — сибиряк.

 

На беспощадных наших поединках

Он так неподражаемо блистал,

Как лучезарный глянец на ботинках,

Как солнце отражающий кинжал.

 

Он сыпал стихотворных строчек перец,

Но не по-русски, Господи, прости.

И я тогда сказал ему: "Ты немец,

Коротким век твой будет на Руси".

 

Ошибся в предсказаньях я, признаться.

Непредсказуем русский наш народ.

Горлан отстал тысчонок на пятнадцать,

Но первым по следам за мной идёт.

 

Точнее шёл. Покуда ты не взялся

Неведомо откуда, сибиряк,

И ровно на шесть тысяч не подкрался,

И не услышал я твой лисий шаг».

 

Наверно, так подумал ты, любимец

Нахрапистого сайта Поэмбук,

Куда по высшей воле мы прибились

И где меня приветили не вдруг.

 

Читатели сначала налетели

На свеженького жадною толпой,

Но сразу почему-то захотели

За жизнь поспорить с новеньким со мной.

 

А в общем-то, совсем не почему-то.

Моё мировоззренье с большинством

Сайтистов расходилось очень круто

И в частностях, и в главном, основном.

 

Сплотившись дружно, старожилы сайта

Обрушились с упрёком на меня —

В эпоху возрождения писать так,

Преступно, всё ругая и черня.

 

Мол, я порочу власть, а власть все силы

Лишь одному сегодня отдаёт,

Чтоб лучше и вольготнее в России

Жил нищетой измученный народ.

 

Я отметал упрёки их: а кто же

Довёл народ до ручки, как не власть?

Когда уже ни кожи и ни рожи,

Совсем легко народу в грязь упасть.

 

А кто, скажите, как не власть, богатства

Народные позволил поделить,

И олигархи мигом государство

Поизодрали, проявляя прыть.

 

Меня корили, что я, дескать, всуе

О Боге да о Боге говорю.

Не надо пропаганду им такую.

Мол, этим бредом всех я уморю.

 

А я им говорил, что бред не в этом.

Безбожие — вот это бред так бред.

Что ночи, мол, не справиться с рассветом,

Да здравствует Божественный рассвет!

 

Но вновь аборигены Поэмбука

Меня корили, но уже в другом,

Что я пишу — вот, право, закорюка! —

Так, как писали в веке золотом.

 

Эпоха Пушкина осталась в прошлом,

Её серебряный отбросил век.

Писать, как Пушкин, — это нынче пошло,

А по-есенински — искусства верх.

 

Позвольте, возражал я старожилам,

Но сам Есенин Пушкина считал

В поэзии вершиной всем вершинам

И страстно о судьбе его мечтал.

 

Об этом он открыто, а не втайне,

Поведал в биографии своей,

Что к Пушкину его всё больше тянет...

Я правильно ответил им, Сергей?

 

«Всё верно!» — говоришь ты и стихами

Пытаешься мой вывод подтвердить.

Но я обеими машу руками,

Прошу страстями малость поостыть.

 

Ты прав — потёмки сердце человека,

Порою сам себе он злейший враг.

Тебя в актив серебряного века

Зачислили, но это ведь не так.

 

Ты выше всяких школ и направлений

Ты летом — ярый зной, зимой — мороз.

Как настоящий, а не мнимый гений

Ты школы-направленья перерос.

 

Ты Божьей дудкой был, и эту дудку

Вручил тебе не кто-то — Дух Святой,

И ты стихи писал как будто в шутку,

И каждый был чистейше-золотой.

 

Но нынче почитатели признали

Тебя главой серебряных певцов.

Вот почему они тебя читали,

Да и читают так, что будь здоров.

 

Что делать с ними, если в детском трансе

Они бредут по утренней заре.

Они помешаны на декадансе,

Они помешаны на серебре.

 

А почему меня они неплохо

Читают, толком не могу понять.

Ни золотой и ни другой эпохе

Господь мне не судил принадлежать.

 

Но, кажется, догадываюсь всё же.

Не мало их кружил безверья бес,

И вот теперь ты в них, светлейший Боже,

Рождаешь к православью интерес.

 

Они меня так яростно ругали

За то, что я, срываясь, но служу

Христовой Истине и без регалий

Я только Господу принадлежу.

 

Уж так они меня словесно били,

Что бить устали в эту мать и в ту,

И лживых идолов своих забыли,

И за Христом признали правоту.

 

По капельке, но в духе возрастают,

Пускай и не заметен этот труд.

Вот почему меня они читают,

Да и тебя как Божью дудку чтут.

 

У нас, Сергей, глубинное единство.

Всю жизнь без Бога жили мы с тобой.

Но Истина нам протрубила чисто,

Что жизнь — она не что-нибудь, а бой.

 

Но бой не за греховную свободу

Писать стихи, какие захочу,

А бой за то, чтобы людскому роду

Не потонуть в пучине буйных чувств.

 

Бой за Христа, за честное служенье

Немеркнущим законам бытия.

Об этом — каждое стихотворенье,

Об этом ратуем и ты, и я.

 

И потому к серебряному веку

Мы охладели сердцем и душой.

В любимце общем видим мы калеку,

Изъян духовный, тяжкий грех большой.

 

И если честно говорить и строго,

За вседозволенностью новых школ —

Невосполнимое забвенье Бога

И эгоизма гиблый произвол.

 

Одно спасёт нас — пушкинская вера

В отеческую узкую стезю

От общей жизни заземлённо-серой,

Когда Христу и жизнь и душу всю.

 

И если здесь не роковая прелесть,

А зрелое предвиденье уже,

С тобою мы окажемся в апреле

На новом интернетском рубеже.

 

На той границе будем, где ветрище

Разгульно пустится в весенний пляс,

И, может быть, какая-нибудь тыща

Читателей тогда отделит нас.*

 

Окажемся с тобой на Рубиконе,

Ни хаму не доступном, ни хлысту,

И вместе к Божьей подойдём иконе

И от души помолимся Христу.

 

14.01.17 г.,

ОбрЕзание Господне;

Святителя Василия Великого.

 

* Предсказание сбылось. Разрыв составил

1200 читательских голосов.