Психея
I
В убранстве юности, в объятиях Зефи́ра
Во снах глубоких дева воспарила,
Вошла в мир грёз – так девственно-чиста, –
Смочив хмельной росой свои уста,
Взрастая в тленный мир изы́ском слога,
Бутоном нежным обретаясь в Боге;
И так, расцветши сладкой розой спелой,
В немилость впала у самой Венеры,
Ведь просиял на ложе солнечной красы
Бутон невинности под мантией росы.
Засим от ревности владычицы Кифе́ры
В садах и кущах краски стали серы…
В красе наследница богоподобных жён
(Храбрейший витязь ими побеждён),
Невинных нимф, что вечностью воспеты,
О тех, о ком льют слёзы строф поэты.
Есть много красоты, но, в сласти цепенея,
Поэты и певцы пред образом Психе́и
Забудут про Олимп – в забвении Венера, –
Вкусят опять любви, не ощущая меры!
II
Вот я вхожу в чертог, что светом лунным
Охвачен вновь. Я в грёзах вечно-юным
Бреду по залам мраморным, здесь мрак
Отторгнут бликами изящных колоннад,
Дори́ческих колонн возвысились стволы,
Порфи́ром выстланы узорчатым полы;
Вхожу я в спальню – в храм любви и сна,
Где грезит в шёлке тьмы любовь сама!
Здесь над постелью строф хранит Зефир
Ту, что собою вдохновляет целый мир,
И у постели милых нимф беспечный хор
Гармоний сладкозвучных вьют узор!
На лепестках её уст нежных спелость рос,
Очи волшебные взирают в бездну грёз!
Дышать красой, любить, – и кругом голова
Поэта чуткого! (Вновь кончились слова?).
Что ж, слаще всех труве́р воспел Психею:
Владычицу сердец владычицей своею
Посмел назвать бездумно вновь; сей час
Не может он отвесть влюблённых глаз!
III
Ах, вздох Зефира, что в объятиях мистерий,
Пропетых гением бессмертным Апуле́я,
Дыханье жизни за оградой грёз нетленных
Растил в розарии руками слуг смиренных;
Лобзал прибоем сладострастным пе́рси Геи,
Волной шептал вновь дифира́мб Психее,
Засим взыграл на крыльях чаек серебром
И скрыл невинность девы долгим сном.
Поэт проникся песней сей – в ней праздно, –
Лозою гимнов опьянил красы, и страстно
Восславлена в сём целомудренность была,
И в ней Волу́пия как сласть порождена!
О нежный юноша, послушай старость, это
Провиденье и мудрость гимном спетым;
О нежный юноша, познай любовный свет
И знай: Психеи никого прекрасней нет.
Она – есть жизнь, дыхание, в ней вечность,
Она – веселье, праздность и беспечность;
Она царит над удовольствиями – в радость
Её дары: невинность страсти в сладость!
IV
И так взирал поэт на ложе, где в томленье
Дремала де́вица и в грёзах утешенья
Себя хранила днём, чтобы познать Амура
В ночи слепой, где спят туманы хмуро.
Поэт чуть дышит, прозревает: жизнь сама
Его в мистерию влечёт – ах, к ложу сна, –
И манит свежестью любовных притязаний,
Не просит ни богатств, ни оправданий,
Лишь с благодатью щедрой жаждет быть,
Из чаши сей влюблённость пригубить
И не трезветь уже, во власти удовольствий
Психею лицезреть и быть здесь гостем;
Постигнуть истину, что тело – лишь постель,
Душа – Психея, та, что дремлет в ней;
Амур – влюблённость, этим сладострастье
Развеет скорбь и тем одарит счастьем.
Мой друг, поэт всё это явно должен знать,
Влюблённость пе́стовать и понимать,
Что тот, кто не способен сласть постигнуть,
В поэмах злым героем может сгинуть!
Картина: Генриетта Эмма Рэтклифф Рей - Психея перед троном Венеры
