Zivot je cudo
Жил в балканском местечке простой мужик.
Дом, работа, хозяйство, жена-змея,
сын любимый – оболтус и призывник.
Невеликая, словом, но всё ж семья.
Сын, парнишка спортивный, любил футбол.
А мужик, инженер, всей душой к ж/д.
Жизнь пуста без любви – говорил Гюго.
Где любовь, там и жизнь – говорил Ги де…
Так и жили они на Балкан-горе.
А потом постучалась в тот край беда.
Говорила беда, что живёт в дыре,
и от скуки в груди завелась айда.
И по рёбрам скребёт, мол, айда за мной.
– Ну, пошли, – говорю, – А куда, куда?
– Есть местечко одно, за Дунай-рекой.
Ну а я ж заводная:
– Давай, айда!
А беде не пристало ходить одной.
Компанейская баба, чего уж там.
Притащилась с подругой, беда, с войной,
и такой закрутили они бедлам.
Полумесяц распяли, а крест сожгли.
Журавли задохнулись в руках беды.
А синицы сгорели. Одни угли.
Не нашлось ни живой, ни другой воды.
В общем горе кругом.
А вокруг война.
Сын на фронте. Призвали. Священный долг.
Да ещё изменила/ушла жена.
Вот и вой на луну, как побитый волк…
*
Утомилась беда. Чай, не двадцать лет.
Говорит, мол, устала, конец, хана.
И пошла на закат...
А за ним рассвет.
А с рассветом нежданно пришла она.
Кто она? А любовь. Почитай, судьба.
Без любви-то судьбе непокой, печаль.
Без любви-то судьба – холоста, скупа.
Как без дыма табак, без заварки чай.
И взлетели они над Балкан-горой.
И смотрели на жизнь с высоты иной.
И ходили все парами в жизни той.
И повсюду крутилось одно кино –
жизнь водилась со смертью, а ночь со днём.
С журавлями синицы, любовь с враждой.
Тень со светом гнездилась, вода с огнём…
Ну а мир, как пристало, с войной.
С войной.
