Я помню.
Я помню, выгребали как до крошечки.
И ничего не оставляли мужику.
Трудились все, жарою и порошами.
В основном женщины да дети, старики.
Рабочих рук, в колхозе, не хватало.
Односельчане на войне погибли все.
Лишь горе горькое, деревне той досталось.
Щавель да лебеда, кисели на овсе.
Труды святые те не окупались.
За палочки трудились, за нули.
Углы пустые лишь крестьянам оставались.
Доходы все, на госпоставки шли.
Карабкалась деревня, не жалея сил.
Табунчик лошадей, коровы, свиньи, овцы.
Детей стабильно аист приносил.
Как говорится жили, жили, в общем.
Колхоз наш небольшой, всех, 42 двора.
А председателем, отец мой, был поставлен.
Тяжёлая была тогда пора.
Уклад людей, препонами заставлен.
Читаю я Высоцкого, к примеру.
Стихи блатные, ну и те, что о войне.
И в искренность я их, не верю.
Хотя хотелось верить мне вдвойне.
Я знал другую жизнь, не по картинкам.
Вели упорную борьбу за пропитание.
Не успевали высыхать от пота.
Всё делали прилежно, со старанием.
Хоть медленно, но всё ж колхоз поднялся.
На ноги встал, на трудодень платили.
Но хитрый бес в аграрий затесался.
С коммуною колхоз объединили.
Отец теперь уже не председатель.
Он беспартийный, он им не подходит.
А председателем, какой – то заседатель.
Он на машине, он пешком не ходит.
И через пару лет, овец всех съели.
Съели гусей и кур, до свинок добрались.
Всем было интересно, как успели?
Всё растранжирили, по кочкам, разнесли.
Я, впрочем, из колхоза уже вырвался.
И на Урале паспорт получил.
Но горькую историю я выучил.
И крепостное право не забыл.
Поэтому, я не могу смириться.
Страны развал, я не могу простить.
И в страшном сне, я не могу забыться.
Ну как могли мы, люди, допустить?
Забыть труд каторжный, своих отцов и дедов.
И подвиг их отважный, для Победы.
Как потом, кровью, экономику создали.
Как стали новью, слово своё сдержали.
Нельзя забыть, как сердце своё скушать.
Назад приплыть, что б глупым стать Ванюшей.
Нельзя ломать, что строили другие.
Как соль намять, на раны фронтовые.
