РАССКАЗ
РАССКАЗ
Думаю, всё произошло так потому, что буфетчица под столом тайком разливала паленую водку. А произошло вот что.
Есть в Перми есть театр под названием «Театр». Почему бы не появиться фильму под названием «Фильм», какой-нибудь живописи под названием «Картина», книге с названием «Книга» и так далее, тому подобное. Не то, чтобы «Театр» появился вследствие реформы образования – скорее, от всеобщего оскудения мозгов. Уж если в Москве есть газета «Газета», что ждать от пермяков.
- Мальчик, как тебя зовут?
- Мальчик.
- А тебя, девочка?
- Девочка.
Но я, я-то почему, собственно, должен отличаться, зачем мне-то голову ломать? Мне что, больше всех надо? Так что принимайте, голубчики, мой РАССКАЗ.
Сижу это я в кафе, тут взвивается какой-то пенсионер и кричит: «Сегодня юбилей великого поэта современности – Вострикова, ему исполнилось 75 лет. Давайте, послушаем его стихи. Музыку надо выключить».
В царской России и в Советском Союзе фамилии были что надо: Достоевский, Толстой, Лермонтов, Веневитинов, Платонов, Замятин, Цветаева… Разве что Курочкин подкачал, так ведь исключение подтверждает правило. А нынче: какой-то Прилепин. Ну, кто ж будет фу-фу-фу Прилепина читать, или, прости господи, Маринину, или того хуже – Б. Акунина.
В славной Перми до перестройки витал настолько устойчивый душок поэзии, что хоть топор вешай. Книжные магазины были завалены шедеврами таких гениев, как: Радкевич, Лепин, Гребнев, Гребенкин, Домнин, Домовитов… Все в Союзе писателей, все в правлении пермского его филиала. Никто их не читал и не знал ни в стране, ни в нашем городе.
Нет, что вы, ничуть. Есть и в других городах, даже в Москве. Юлия Друнина, Римма Казакова, Татьяна Кузовлева, Юрий и Феликс Кузнецовы, мы все так хорошо помним их стихи, просто намертво врезались в память, ну, а уж всеми возводимые Станислав Куняев, Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский, а также ныне хорошо здравствующая в Москве Лариса Рубальская, в Питере – Евгений Рейн и очень здравствующий в Перми патриотический банкир Тюленев. И еще, еще, еще…
Когда в Перми бандиты-вымогатели похитили ребенка, Юра Беликов сразу сказал: «Это инопланетяне». Юра Беликов – тоже поэт. Его в пермском университете изучают. Нет на прорву карантина.
Востриков – из их числа, плоть от плоти, это настоящая, не выдуманная, как в «Мертвых душах», фамилия, эта фамилия - еще с советских даже времен. Так сказать, в брежневский период вседозволенности. Сам Радкевич его заметил, его сам ого-го в Союз писателей принимал.
Итак, поэт Востриков вышел к народу и принялся читать стихотворение. То вскрикивал, то на шепот переходил. Но так как перед этим он принял, а в зале стоял гул, никто не понял ни единого слова. Однако хлопали. Никто ничего не понял, кроме его собутыльника-пенсионера, служителя пермского радио.
Сразу скажу: пермское радио и телевидение – это не просто эдакий хорошо профинансированный кружок школьной самодеятельности. Нет, нет в природе таких слов, чтобы в точности опоганить наше радио и телевидение.
Так вот, служитель пермского радио (будем условно называть его радист), как только Востриков угомонился, тут же сказал: «Я рад, что вам так понравились стихи нашего замечательного поэта. Не попросим ли мы его теперь еще почитать, только уже о женщине?» И Востриков снова начал вскрикивать и шептать. Снова никто ничего не понял, однако все опять аплодировали.
Потом поэт с радистом подсели к нам. Радист очень хотел подавить меня своей духовностью, он подцеплял каверзным вопросом: «А зачем людей лечить? А зачем человеку жить?»
Я отвечал: «Ну…» А радист снова: «Зачем жить-то?»
Наконец, радисту надоело, и он уснул. Ко мне обратил свою речь поэт Востриков. Точнее, хотел обратить.
Нужно рассказать, что было перед этим. Перед этим рабочий оборонного «Машиностроителя», слесарь Коля, когда вышел подымить, поведал мне грустную историю. В каком-то списке, повешенном на информационном стенде для всеобщего обозрения, значились заводские ветераны труда. Даже те, которые всего-навсего 40 лет отработали, хе-хе. «А я, - изумлялся Коля, - 47 лет отработал, а ветераном меня не сосчитали! Я спросил в отделе кадров, почему меня не сосчитали? А рылом, отвечают, не вышел, с начальством не дружишь».
Пока радист терзал меня духовностью, Коля сидел, неподвижно глядя в точку. Но как только Востриков начал развивать свою мысль, он тут же встрепенулся и повернулся ко мне: «Нет, ты представляешь?! Я сорок семь, он всего сорок, а я рылом не вышел, а?»
Востриков вежливо прервал свою речь и ждал, пока Коля успокоится и снова уткнется в точку.
Вновь начал развивать мысль Востриков, уж погромче, успел побольше слов сказать… Но Коля снова ко мне: «А? Нет, ты скажи – я сорок семь лет, а мне - рылом не вышел?!» И снова в точку.
Востриков уже недоволен был, но прервался. В третий раз воззвал Востриков, уже побыстрее слова сыпать начал… Тут Коля, будто выждав, пока поэт побольше выговорится, снова ко мне заворотил: «А? Мордой не вышел, каково?»
Тут Востриков плюнул, не стал развивать мысль.
Такая вот история приключилась. А теперь – О МОНСТРАХ.
В некотором дистрикте, в некотором штате жил да был страшный-престрашный МУЖ! А в другом дистрикте, в другом штате жила-была жуткая ЖЕНА-садистка. И муж, и жена были маньяки, зомби и гомофобы, потому они часто били своих супругов, а потом шли на улицу и топтали, резали, рвали на части и кушали маленьких детей. Вдоволь криков, визгов и прочих спецэффектов. И никто не мог их победить. Ни Рембо, ни Рейнджер, ни Брюс Уиллис, что говорить – Бэтмен с человеком-пауком ничего не могли с ними поделать. Властелин колец попытался было – ничегошеньки у него не получилось, махнул рукой.
Наконец, наступила девятая серия, когда два главных героя встретились. И слопали друг дружку. Ура, мир, счастье и всеобщее веселье!
Переходим к ИСТОРИИ.
ЭМАНСИПАЦИЯ ЖЕНЩИН В СССР
Впервые в СССР маркистско-ленинская схоластика была официально подвергнута острой критике в фильме «Огонь, вода и медные трубы». В споре двух фракций мудрецов о палке с двумя концами или двумя началами показано, что бессодержательные категории диалектического материализма, «начало», «конец», «конечное», «бесконечное», «частное», «общее» - нечто чуждое русскому человеку, привнесенное. Русский человек легко обходится без них.
Из этой критики логически вытекает и определение в фильме тоталитарного государства с главным его виновником во главе - государства, где индивидуальность попрана и подчинена массе, общему: «Царь не может думать о каждом, царь должен думать о важном».
Критике подверглась также прогнившая противопожарная система в СССР. Авторы фильма, режиссер Александр Роу, а особенно текста, сценаристы Николай Эрдман и Михаил Вольпин, вызывают восхищение своей смелостью. Ну, а также оператор Дмитрий Суренский, художник Арсений Клопотовский… Но каков Георгий Милляр в роли Коши... это настоящая главная роль! Очаровательно… Браво, Милляр!
Ну, а как вам подводный царь, не умеющий читать, а?
Но главным пунктом опровержения тоталитаризма явилась эмансипированная свободная личность - в образе Эленушки, до которой по ходу фильма должен дорасти русский комильфо Вася.
Если обычная русская девушка, дочь высокопоставленного царька – измазанная сажей дерёвня, мечтает только о том, чтобы выскочить замуж за первого встречного, даже за старого, лишь бы был богат, то у Эленушки – высокие требования к будущему супругу. Она свободно издевается над стариком, Кащеем Бессмертным, подленько передразнивает его, модулируя голосом (чего в принципе не умеет деревенщина), смеется ему в глаза, кусается, словом, проявляет свою эмансипированную демократическую сущность. Это пример для подражания забитым русским бабам.
Однако критика системы в фильме была бы незавершенной, если бы не коснулась культуры, которой не может быть в тоталитарном обществе. Как известно, в СССР была только одна культура – ансамбль «Березка»: «Эта походочка – надо сказать, находочка!» Больше ничего ансамбль не умел, и эта походочка у всех свободомыслящих людей «вот где сидела». В стране пели одну-единственную песню «Калинку», ничего другого придумать не были в состоянии, и все продвинутые зрители с законным чувством превосходства понимали: какая-то однообразная убогая примитивная «Калинка», когда Boni Am, Abba, Teach In, Rey Koniff, Bee Jees.
А теперь – УЖАС.
ТАЙНА АЛЬБЕРТА ЭЙНШТЕЙНА
Жил да был граф Монте-Кристо. У него был сын, который умел гипнотизировать. И у него была шизофрения, раздвоение личности на две личности. Гипнотизировать умела только одна личность из двух. Однажды одна личность, которая умела гипнотизировать, загипнотизировала вторую, что вторая личность – великий физик. А обратно разгипнотизировать уже не смогла.
Когда сын графа Монте-Кристо был Альбертом Эйнштейном, он делал открытия в квантовой механике. А когда сын графа Монте-Кристо был сыном графа Монте-Кристо, он говорил Нильсу Бору: «Что ж это, Вы, батенька, совсем сбрендили со своей квантовой механикой? Бог не играет в кости!» Когда сын графа Монте-Кристо был Альбертом Эйнштейном, он нахваливал социализм и Ленина. Когда сын графа Монте-Кристо был сыном графа Монте-Кристо, он бил себя в грудь, каялся и ругал социализм.
Когда у Альберта Эйнштейна родился сын, тут вообще такая вакханалия началась…
И, наконец – СКАЗКА.
Давным-давно, когда солнце было ярче, в России колбасу делали из мяса, а сигареты000, шоколад и шампанское были настоящими, в пещере Гуаниме жила-была старая дуэнья. Добывала ифрит, пасла стадо каракулевых пери, варила себе кашу из палицы, молотила сбитнем гомеро да ходила в яругу молиться. У этой дуэньи был большой-пребольшой богдыхан. И ничего она с ним не могла поделать. И никто не мог, даже мудрецы Дивана и Тахты, даже добрый колдун Ади Аба Ата. Вот зовет она своего хазрат-байрама и говорит ему:
- Шалом-алейкум, хазрат-байрам, как твое амирани?
- Героям слава, госпожа, - отвечает хазрат-байрам, - однако сакля моя тревожна, вдруг хлынет сильный сагиб и побьет урожай чорисо.
- Не беспокойся, тюрбан Бурдюк сказал, ожидается только мелкий ишань. Принеси-ка мне лучше полный зиндан кипящего бешбармака, опущу я в него свой богдыхан, он станет меньше, а потом совсем исчезнет.
- Хорошо, - сказал хазрат-байрам, - принесу, да будет Ваша акутагава незыблема, как Чалыкушу!
- Жё малад а ла тет, жё суи пердю?
- Бельмим ундуртынче оалма матур, исен ме сыз, зур оглы, кыз рахмат.
- Кыдчь тэне шуэне, нылка?
- Ду ю спик инглишь.
- Кийте кудасай, окакэ кудасай.
- Ужауны. Вай нянь, ме би щёя.
- Ихь хабе айн швестер. Ду бист дас швайне.
- Кезнеирен тескелинес, чучалярим.
- Пор фавор, пэрдонэ ме, э бенидо дэ русья, но энтьендо эль эспаньол.
Уяснив их этого разговора, что дуэнья готова его щедро вознаградить, хазрат-байрам уже было поспешил исполнить ее поручение. Но втайне хазрат-байрам недолюбливал злую дуэнью. Отправился он к своим трем знакомым заморским шаманам О’Бскуранту, Не Комильфо и Шура-Ле, и те подучили его, что делать. Хазрат-байрам взял да и подлил в бешбармак семь цуней кусукэ и два локтя гумна. Принес его дуэнье, а сам накрыл голову бхатури и спрятался в гишеровых зарослях.
Вот дуэнья затворила шкворень, поставила рыдван на рушник, достала свой богдыхан и опустила его в кипящий бешбармак. И вдруг богдыхан стал расти, расти, потом как лопнет – и из лопнувшего богдыхана вылетели двенадцать желтых зубастых фений, которые тут же принялись охотиться за скачущими по углам эмпанадами и пилавами. Те со страху бросились в разные стороны, нашли хазрат-байрама и съели его.
А у злой дуэньи вырос новый богдыхан, уже поменьше.
Прознал об этом правитель этой страны Цистит III. Не везло ему с невестой. Жили в соседнем многообразии две злые сестры, черная красавица Аденома из Простаты и светлая, пухленькая Диарея. Околдовала Аденома царя, женила на себе и совсем уж было вытеснила его из царства, да случилась у него Диарея ночью. Взревновала Аденома и лопнула от злобы, а Диарея так хохотала, что прошла сама собой. Остался Цистит век вековать бобылем.
Приказал он своему главному аксону Де Зоксихинону привести дуэнью вместе с ее богдыханом. Хочу, говорит, посмотреть на это чудо природы, форшманём макитру, задрыга ей в дешевый зехер! А не приедет – мы ей таких штруделей в задницу…
Хлебнул аксон для храбрости алайсиаги и отправился в дальний путь.
Вот везут дуэнью на сфинктере, запряженном четверкой странных аттракторов, аффинор с веселым твистором их криволинейным дифференциалом по спинорам лупит. Подвозят ее к высокому-высокому лицендрату, встречает ее стройный эукариот в окружении бесшабашных реперов после гульябани, вооруженных револьвентами за поясом.
Тут Де Зоксихинон как ударит дуэнью своим дендритом, и превратилась дуэнья в распрекрасную Апперцепцию Псевдоперформативовну Трансцедентальную. А Цистит оборотился могучим Конфайнментом Ароновичем Неинвазивным. И стали они жить поживать, да добра наживать.
Ибо всё в мире иллюзия, тлен и обман, всё лишь комплекс наших ощущений, кроме ЕГЭ и реформы РАН.
Сказка подготовлена для публикации в журналах «Вестник пермского университета. Серия филология» и «Русская литература». Есть подозрение, что возьмут. А также рекомендована в качестве пособия по истории Гражданской войны для старшеклассников.
Старался Борис Ихлов
