Девочка из деревни
----------------------
Собрание стихотворений
Часть III. Всё золото луны
Текст 41
----------------------
На вратах городских – общежитие заводское,
славный терем такой, однополый,
будто бы улей, где особи только женские,
в основном – деревенские.
Туда каждым летом, покончив со школой,
прибывают всё новые девочки деревенские.
Есть среди них разные –
и те, что скрываются там от родительской склочности,
и те, что вселяются с благословеньями мамиными
и привозят с собой, как свидетельства непорочности,
подушки пуховые с наволочками накрахмаленными.
Но они забывают так быстро исходные все различия!
И это их безразличие так зорко воспринимает
новоприбывшая девочка с комплексами дочерними –
за вечерними посиделками, когда она вынимает
из своих чемоданов тусклые банки с вареньями.
Ей страшно оставить пятнышко на скатёрке.
И в каждой обмолвке, и в каждой её оговорке
дышат экзамены выпускные.
И ещё не забылись подробности фотосинтеза,
и ещё вспоминается из географии что-то там,
и в душе послевкусье бумажного силоса
всё никак не смешается с горечью первого опыта.
Нужно вылечить душу от всех неопрятных
школьных болячек хронического ученичества,
новый счёт начать без корней квадратных,
четырьмя только действиями ограничиться.
Нужно начать с нуля.
Нужно начать... А покуда
пусть будут прокляты школьные учителя,
эти зануды,
ни единого слова которых нельзя повторить в компании!
Дамы и господа! Обратите внимание,
как вечерами скучает она в компании
соседок по общежитию.
Глядите! Ставит на плитку чайник
и чашки на стол, сдвинув рамку, в которой фото
родителей чьих-то... Такие же две сельчанки
с ней комнату делят... Молчат. Но это молчанье
для их голосов расписано как по нотам.
Но это неплохо – что в душу друг другу не лезут.
Ведь это ночлежка, где можно носить затрапезу,
скандалить, наушничать, плакать, стучать по железу,
но молчанье достойней.
Ведь это город,
необозримый город,
где каждый окурок гордится своей заброшенностью.
Девочка из деревни...
Нет, она не обманется
компанейством по общежитию.
Но она по наитию,
бессознательно тянется
к городским, самым гордым девчонкам.
Она подражает во всём городским девчонкам.
И не зря у неё с каждым разом раскрашено личико
всё смелей. И всё чаще в сетях новомодного лифчика
обречённо
обмирают рыбёшки румяных пупырышек.
И ей интересны девчонки,
что в скверике возле гостиницы курят на лавочках.
Она присматривается без агрессии
и запомнить старается всё, что надето на лапочках,
на подвижницах, выбравших путь самой женской профессии.
А что? А для женской
для карьеры и это бывает полезно моментами.
И она бы пустилась гостиничными коридорами,
и она бы решилась за деньги с клиентами,
но она опасается, что с сутенёрами
нужно будет бесплатно.
А уже, слава Богу, март.
А это многое значит.
Это пятнами масляной влаги
декорации улиц покрыты,
и в небе не движутся облака,
в обещаньи дождя сомкнувшиеся, как плиты
потолка
бетонного, заводского.
Это сегодняшним утром
с первобытным каким-то отчаянием
неслась на работу она.
Это весна... Это с ночи
тлеет усталый снег.
И вьются над снегом
невысокие водоросли тумана.
Она ощущала губами
хлопья соли на коже своих сапожек.
И уже прозвенели звоночки,
а ей покидать не хотелось бытовку,
ей было как в первые дни неловко
надевать на себя спецовку
прежде, чем стать у станка.
Слава Богу, стоять у станка –
это несложно и мыслей не занимает.
Это просто болванку подносит одна рука,
а другая рука слегка на рычаг нажимает.
А покуда работа делается руками,
пустота заполняется милыми пустяками.
Как доказано, есть поэзия, даже счастье,
в размышленьях о самом неважном, о самом странном,
о полупоступках,
о скромных намёках,
о весенних покупках,
о черёмуховых потёках
на стёклах витрин магазинных.
Можно представить весеннюю,
расхристанную витрину.
где продавщицы наводят порядок.
Там стоят манекены голые,
до ужаса неприличные,
но до ужаса гордые,
как божества античные.
А продавщицы меж ними – как проштрафившиеся балерины,
с охапками мыльной пены...
А за этой витриной – другие витрины,
весь город стеклянный, где стены
улиц – это одни витрины,
мерцающие, как будто аквариумы Вселенной.
Только изредка сумрачные портьеры,
за которыми сказочные пещеры
с награбленными сокровищами сновидений.
Это райская жизнь
с видеоклипами адской жизни.
Город розового коммунизма,
где заполненные сусеки
и на каждом шагу услада –
фруктовые сокотеки,
где в глазах винограда
отсветы светомыслей.
Город проблем решённых,
где чтобы иметь койку,
не нужно ходить на завод,
или на стройку,
на перестройку,
или на перезавод.
Там ничего не нужно,
чтобы взлетать на лифтах
в невесомые спальни заоблачного секс-парада.
Она представляет...
Но вот замирает конвейер.
И нужно живее
двигать к автобусу заводскому.
Пора возвращаться
в богобоязненную ночлежку.
Пора выходить на слякоть,
где проступает мусор с изнанки снега.
Но ещё не забылась недавняя ночь.
Какой был мороз трескучий!
А чтоб целоваться, они не нашли укрытия
лучше, чем общая кухня уснувшего общежития.
Там сидел он, поёрзывая на табуретке скрипучей,
а она у него на коленях.
А когда судьба потребовала переплаты,
она сбегала в комнату – и возвратилась бегом,
сбросив лишнее, чтобы в распахнутости халата
он своими глазами увидел всё то, что свято,
всё то, что распято между болванкою и рычагом.
Общая кухня, где вечный мусорный запах,
и побелку изъела плесень...
Так что даже слезинку смахнула она украдкой,
когда безрассудный тот мальчик на гвоздь повесил
рядом с какой-то грязной кухонной тряпкой
её распоследнюю тряпочку...
Он исчез после этой ночи.
Но не очень она огорчилась.
Она увлеклась не слишком.
Он всего только наглый мальчишка.
И спасибо за наглость!
Без него будет легче девочке деревенской
размышлять о своей дальнейшей карьере женской.
Что поделать! Мечтанья о женской карьере
с каждым мартовским днём становятся злободневней.
И всё больше в свои сновиденья кошмарные верит
девочка из деревни,
скромная, с тихим голосом, с тихой психикой.
