Работа. (Вторая серия).
Казалось, только лёг, а уже будит брат:
«Вставай, братишка, здесь не детский сад.
Здесь сразу, и в карьер уже,
Как на переднем рубеже.
Вперёд! И в самый ад, но я, не виноват.
Одень – ка, этот новенький бушлат.»
Идём в контору, оформляться на работу.
Взвалил на плечи брата я заботу:
«Работать буду, до седьмого поту.
Не подведу…» - на этом кончил ноту.
«Не сомневаюсь…» - брат ответил мне.
«Ещё мы будем, на лихом коне!»
Зашли в контору, там еврей сидит.
Глаза, как скорбь библейская, убит.
Спокоен, не бывает он сердит:
«Что, Толя, братика привёл?» - нам говорит.
«Оформим брата на лежнёвку мы пока.
Ребята там хорошие, и в том моя рука.
Потом тайга, хлысты, потом река.
Работы хватит. Лыко и строка!»
Понравился начальник, друг он брату.
Судьба, его забросила, когда – то.
За дело политическое, взят он.
Десятку отсидел, не виноватый.
Теперь, на поселении. Система.
Но это уж совсем другая тема.
И полетели дни, как журавли,
Те, что по небу, клином пролегли.
Куда пошлют, работать мы могли.
Так стал я зарабатывать рубли.
А дни в тайге, морозные стоят.
Лес рубим, возим до реки, и ставим в ряд.
Штабель за штабелем, культурно и подряд.
Действительно, здесь жизнь, не детский сад.
Но вот однажды, получил наряд.
Дрова грузить, под праздник, аккурат.
Бригада дружная, нас четверо бойцов.
Я знал их хорошо, знал всех в лицо.
Машины тогда шли со всех концов.
Мы грузим, жарко, мы разделись до трусов.
На нас остались только ватные штаны,
Да телогреечки, они всегда нужны
Машина за машиной, отъезжают.
И время, мы совсем не замечаем.
Знай, трудимся, машины загружаем.
И, вот последнюю, как оказалось, мы кончаем.
Настала тишина и не машин.
Нет скрипа тормозов, и свиста шин.
А, лес высок, не видно и вершин:
«Шабаш, ребята! Дело, завершим!»
Да, дело дохлое, и не пляшу, и не пою.
Ну, как попасть нам, в нужную струю?
Гоняем шишки, как футбол, затеяли игру.
Но надо ж оставаться нам в строю.
Но ноги ватные, и сам я устаю.
Гляжу, один, другой, уселись у ствола.
Становится мне жизнь не весела.
Осталось двое нас, такие вот дела.
Пытаемся толкаться, шевелиться,
Но ничего не можем тем добиться.
Ещё немного, и не будем мы стремиться,
Присядем у стволов, уснём, как птицы.
Всё, закрываются глаза, и сразу грёзы,
И вспоминаются мне белые берёзы.
Деревня, дом, и зимние морозы,
А, на ресницах, замерзают слёзы.
Ищу я место, где присесть и сжаться.
С трудом иду, до места, не добраться.
Ещё шажок, иначе упаду,
Как в медленном кино, и я уже в бреду.
Ну всё, я больше не могу.
Сейчас я лягу на снегу.
И молча буду умирать, и смерти ждать,
Зачем бороться, для чего?
Не станет парня одного,
Споют, помянут, и забудут про него.
Вдруг слышу шум, в таёжной тишине.
Наверно, это снится уже мне.
Я напрягаю слух, о слава богу, нет!
Среди стволов, стал прорезаться свет.
Конец был прост, шофёр, Вася Кишкин.
Прознал про нас, своим чутьём шестым.
Все к празднику готовились, забыли.
А может думали, что мы уже прибыли.
Бывает так, и что тут понимать?
Что мы в тайге, и там нам, погибать.
Но, Вася, настоящий был солдат.
Он воевал, воздушный был десант.
В плену бывал, бежал, десятку отсидел.
И это был ещё не весь предел:
«На поселение!» - судья так порадел.
Нас Вася спас, причина была в том.
Мороз был минус пятьдесят, притом.
В такой мороз, работать не могли.
Вот потому, машины и не шли.
Ребята обморозились, но живы.
Ещё сильнее, мы потом дружили.
А Вася сам, спаситель наш, двужильный.
Вскоре погиб, до воли, не дожил он.
Такая вот история случилась.
Благополучно всё и завершилось.
Получены рубли и паспорт – божья милость.
Так в жизнь я прорубался – получилось.
