Живой мост
В память о прадеде, Крючко
Зиновии Павловиче,
простом русском солдате,
прошедшем финскую
и обе мировых.
2012г
На итог войны смотрел глобально
Граф Толстой, творя "Войну и Мир".
Я же, графом будучи формально,
Не возьмусь за весь кровавый пир.
Опишу, что было на Кавказе.
Смерть за каждой буквой в этом сказе,
А за каждым словом встал герой,
С гордой, не склоненной головой.
Как Россия, в свару с Бонапартом,
Мир спасать вовлечена была,
Знаете со школьного двора,
Если сон свой не дарили партам.
(Знаем, как «партнеров» выбирать,
Что потом пришлось Москву сжигать)…
Каждый век бурлящее подбрюшье
Язвой жжет могучий организм.
Коль желудок болен твой тщедушьем,
Скальпель не садизм, а гуманизм...
Баба-хан персидский Ксеркса славы
Возжелал снискать большой оравой:
Сорок тысяч с пушками штыков
К язве шли, лишать ее оков.
И момент рассчитан им был точно,
Царь спешил спасать Аустерлиц.
Все резервы от родных границ
С Бонапартом свидеться шли очно.
(К слову, англам польза в той войне,
Ротшильды с тех пор в большой цене)…
Но вернемся к чахлому желудку,
Обратимся взором на Кавказ.
Начала кампания раскрутку
На реке Араксе в ранний час.
Авангард персидский в десять тысяч,
Как их предок в жажде море высечь,
Крепость Шушу торопился взять,
Где шесть рот изволило стоять
Егерского русского полка.
К ним на выручку спешил Карягин,
Меньше пятисот штыков и сабель.
И примерно в верстах сорока,
Отделявших воинов от Шуши,
Посрезали первым персам уши.
Встав в каре, почти не сбавив хода,
Отбиваясь лихо десять миль,
В авангард уперся воевода.
Десять тысяч - далеко не пыль.
Стал к холму Карягин пробиваться,
Где под градом пуль смог окопаться.
Гуляй-полем намертво врос в холм,
Грифам персов щедруя в прокорм.
Сардарь персов рот скривил в ухмылке,
Раз за разом посылая в бой
Псов своих, как будто на убой.
Груды мертвых тел атакам пылким
Положили край в вечерний зной.
Ночь разверзлась мертвой тишиной.
Наши же в ночи сочли потери:
Тридцать три убитых насмерть душ,
Три полсотни в ранах в разной мере,
Но как утром каждый духом дюж.
Персы тоже подвели подсчеты -
Тысячи убитых без почета.
Чтоб дедов отрезать от воды,
Батареи встали злой орды.
И прямой наводкой бьют по нашим,
Не вступая больше в ближний трёп.
Фальконеты целый день взахлеб
Верещали: - Мы тот холмик вспашем!
(Щедро на потери день радушен,
Сам Карягин ранен и контужен)...
Офицеры в большинстве убиты,
Сотни полторы в строю орлов,
Нестерпимый зной, как пресса плиты
Выжимал всю силу из дедов.
Из чего ж ковались наши предки,
Что любой судьбы ломали клетки?
Тут и Бог, и царь - не Вертикаль,
Верою в себя крушили сталь.
Ночью попрощались без затеи,
И во тьме с Ладинским во главе
Горстка храбрецов при удальстве
Взорвала четыре батареи.
Мало, что воды успев, набрали,
Так пятнадцать пушек вверх подняли!
С пушками держались еще сутки,
Хоть и умирали каждый час.
Но четвертым утром к персам жутким
Подтянулось тридцать тысяч в раз.
Да к тому ж послали фуражиров,
(Был у них Лысенков командиром)
Через сеть в холме прорытых нор,
Провианта чтоб наладить сбор.
Был Лысенков этот иностранцем,
Сам себя он так по-русски звал,
(Говорил - поляк, а может врал).
Оказался попросту - засранцем.
Персам сдался, совершив побег.
…Потеряли сорок человек.
И, хотя, дневной отбили приступ,
Начал все же рок давить на дух.
Уходить решили ночью мглистой.
Вышли мягко, тихо, словно пух,
Сквозь сорокатысячную прорву,
Честь Аббас-Мирзы схватив за горло.
Пушек с собой взяли только две,
Остальные схоронив в земле.
Шли же прямо в замок Шах-Булахский,
Высадив врата одним ядром,
Учинили форменный погром,
Где повелевал сородич шахский.
Котляревский штурм тот возглавлял,
Но две пули в грудь при нем принял.
Гарнизон персидский в три полсотни
Сбёг, оставив тридцать мертвецов.
Драпали из крепости в исподнем,
Испугавшись раненых бойцов.
Наши, споро высыпав на стены,
Ожидали скорой ратной сцены.
С войском подошел Аббас-Мирза
Только через долгих два часа.
И ворота починить успели,
Провести ревизию внутри...
(Из припасов только сухари,
Что в пустом амбаре въелись в щели).
Персы приступом решили взять,
Но затрещин огребли опять.
Крепость взяли в плотную осаду.
Долгую декаду летних дней
Ели предки лопухов рассаду
И двух павших замертво коней.
Персы не хотели торопиться,
Баба-хана ждали из столицы,
Чтобы скопом в Елизаветполь,
Через Шушу, сея смерть и боль,
Проскакать стремглав победным маршем.
Слал Мирза Карягину пакет,
Если сдастся - проживет сто лет,
И солдат спасет таким демаршем.
Знал, что голод - лютый генерал,
От того и не атаковал....
И Карягин шлет Мирзе записку:
- Замок сдам, коль князь так повелит.
К Цицианову же путь не близкий,
Пусть, как ждем ответ - едой снабдит.
Перс кивнул, с прищуром хищной щуки:
- За телегу хлеба, замок в руки!
Все в письме Карягин изложил,
Да нехитрым шифром суть сокрыл.
Через пару дней привез посыльный
Князя Цицианова ответ,
Что войск в помощь, как и прежде нет.
Тут же от Мирзы курьер: - Всесильный,
Знать желает твой ответ Ему.
- Крепость ваша, пусть войдет к утру!
И сдержал свое Карягин слово.
В тот же вечер русских сто солдат,
Пользуясь, опять ночи покровом,
Вышли в крепость горную Мухрат.
Прикрывать остался Котляревский,
Чтоб прием устроить королевский
Персам, коль прибудут до утра…
Отвлекала раненых игра:
Мол, в Багдаде так же все - спокойно.
...И сквозь персов проложив маршрут,
Раненых забрали из под пут.
В общем, "сдали" крепость ту достойно.
На коней увечных посадили,
Сами ж с пушками тылы прикрыли.
Русло пересохшей горной речки,
Им попалось прямо на пути,
А вокруг ни щепки, ни дощечки,
Пушки на тот край перевезти...
Бросить пушки не имели права -
Сзади вся персидская орава.
Сидоров Гаврила, рядовой,
Ротный запевала с головой,
Ружья предложил воткнуть штыками
В преградившее канавы дно.
На приклады, словно полотно,
Бросить ружья, будто сшить стежками.
Четверо мост взялись подпереть,
Вышло двум той ночью умереть...
Первый фальконет проехал складно,
А второй, сорвавшись колесом,
Переехал, будь оно неладно,
Насмерть двух дедов под этим рвом.
Первым умер Сидоров Гаврила,
Кто вторым был - быль не сохранила...
Как не сохранились имена
Большинства, что стерла в прах война...
Все они тот Мост Живой держали,
Чтоб родиться нам было дано,
Чтоб Мы словно в срамотном кино,
Жизнь свою бездарно прожигали...
Но пока оставим наши дни,
Не марая память той войны.
Котляревский был уже в Мухрате,
Когда персы прочно взяли след.
Но Карягин своей частью рати,
Лишь дошел до веси Касапет.
С конницей персидской в схватке жуткой
Дрались на штыках, да с прибауткой.
Ведь патроны кончились давно,
Но к полудню сбросили ярмо.
(Персы взяли пушки среди сечи,
Тут же многогласый грянул зов:
- За, Гаврилу! Расколотим псов!
Переломным был момент той встречи).
Снова сотня русских удальцов
Смяла тьму "лихих" альфа-самцов.
Трое суток просидели в замке,
(Столько Цицианов ждал войска)
Как за пазухой у нежной мамки
Набирали силы для броска.
На четвертый день соединились
(Князя шестью сотнями разжились),
Отдохнули, и поперли в стан,
Где стоял персидский Баба-хан.
Тот же, трое суток взять пытался
Встретившийся по пути обоз.
Пушками их втаптывал в навоз,
Но обоз был русским и держался.
...И осада та не заурядна,
Были не резиновыми ядра.
Увидав такое непотребство,
Сбил Карягин "бравым" персам пыл.
Обернулись тут же персы в бегство,
Развернулись пушки персам в тыл...
А в тылу уже неслось: - Карягин !!!!
В ужасе слагались ружья в штабель...
Это был немыслимый трофей,
Сбруя армии персидской всей.
Помнит мир дела трехсот спартанцев,
Что же русский подвиг позабыт?
Что же зваться русским нынче стыд?
Но не стыд грузином иль британцем...
А ведь это русский батальон
Сорок тысяч персов выгнал вон!
Эпилог
Мне историю поведал ротный,
В дни те, в дяди Ваcиных войсках,
Был я желторотым, беззаботным,
Обитая в ротных докторах.
Уходили из Гянджи без шума,
Потому что так решила дума
"Беловежских лидеров" страны,
Набивающих свои мошны
Под рукоплескания невежи...
Рушилась Великая страна,
И делили части пирога
Милые союзнички... все те же.
А невежа "рвется в бой" опять,
Не ему - солдату умирать.
География событий:
Река Аракс (Арак) – на момент событий находилась на территории Карабахского ханства (Нагорный Карабах).
Встретив персидский авангард, командир 17-го егерского полка Лисаневич, в распоряжении которого находилось 600 человек личного состава, спешно отошел в Крепость Шушу, не давая персам занять плацдарм для нападения на Елизаветполь.
Елизаветполь (Гянджа, Кировобад) второй по величине город современного Азербайджана и родина Низами.
На момент событий - ставка князя Цицианова, командующего войсками всего Закавказья, численностью в восемь тысяч, рассыпанных малыми силами по всей территории Грузии, Армении, Азербайджана.
До конца весны 1993 года, Гянджа была центром дислокации 104 Воздушно-Десантной Дивизии.
Шах-Булах – замок-крепость, находящийся в 17 милях от первых боев полковника Карягина с персидским авангардом, в сторону Елизаветполя.
Мухрат – горная крепость в 25 верстах северо-западнее Шах-Булаха.
Касапет (Кассанет) - родное село армянина Юзбаша(Ованеса) лежащее в предместьях Мухрата.
Действующие лица:
Баба-хан - второй шах Персидский династии Каджаров.
Аббас-Мирза - наследный принц, командовавший персидским авангардом.
Карягин Павел Михайлович – полковник, шеф 17-го егерского полка. По поручению князя Цицианова, взяв в Елизаветполе все имеющиеся войска, в количестве 493-х человек и двух орудий, выдвинулся в Шушу на выручку Лисаневичу.
В подчинении Карягина находился армянин Юзбаш (Ованес) сын местного помещика, был бескорыстно предан за услугу оказанную Карягиным его отцу. Юзбаш и был тем проводником, что ловко выводил отряд на протяжении всей компании.
Ладинский Петр Антонович - подпоручик (в будущем генерал- лейтенант). Вполне мог бы быть прообразом поручика Ржевского, если бы тот уже не имел своего прообраза.
Котляревский Петр Степанович, тот самый о котором упоминал Пушкин в эпилоге «Кавказского пленника».
Лысенков (Лисенков, Лысенко) - иностранный подданный, давший русскому царю присягу и служивший в чине поручика. Одни источники утверждают, что был французским шпионом ,польского происхождения, родившимся в Малороссии, а другие источники говорят, что не предавал, а был захвачен врасплох по халатности.
Фальконет – полковая пушка, калибра 45-65мм. Средний вес 250кг.