есть в дожде откровение
«...О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях
души светлых ручьев, незаметные росы.
Нисходя на равнины, ты медлительным звоном
открываешь в груди сокровенные розы...
...В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
примирённая скорбь о несбыточном часе.
Для меня в небесах возникает созвездье,
но мешает мне сердце созерцать это счастье...»
© Ф. Г. Лорка (перевод В. Парнаха)
• • • • •
Ещё одна ретроспективка со-творчества к 22.11.22 :)
марк шагал
тадж махал
дождь идёт
блистая своим присутствием
что мне с того что подстёгиваю строкой
• • • • •
Дирижаблило тучами. В ступоре
фиолет заискрил, многоножием
тормошил десантуру — и кубарем
отправлялись к земле круглокожие.
Грудью кровли встречали безропотно,
пробирались по ссохшимся трещинам,
уходили подпочвенно тропами
до глубин, ненасытно трепещущих,
пьющих жизни хрустальных воителей,
в поцелуях истаявших до смерти…
Органзы серебристыми нитями
слёзно сыпало небо белёсое,
чтоб насытить иллюзии прошлого,
оживить мыслекорни разлаписто.
Наших почерков странное тождество:
даже дактилем пишем анапестно.
Романеи стихов рюмку хлопнули,
но, по сути, не с этого сбрендили.
Разливаются ливни трёхстопными —
рек не сдержат тенёта и вентили.
Собираем слова — околичивать? —
эффективней свинца не конфетина.
Вырезаем из ночи наличники
проливным — словно общее метео,
и в объятьях дождя третьелишнего
с губ — губами прохладу безбашенно
пьём до одури... ветками, крышами
укрываясь от звёзд ошарашенных.
Но забота плотиной — да в праздники.
Переправа харона раскручена,
и гоняют по сказкам ужастики.
В тихом омуте чёртушек скрючило,
где прижизненность ада — проедина,
будто в сыре. Тоннелями падаем,
как в проём зазеркалья поэтики,
по спирали, и «ёкало» — ахает…
• • • • •
...Клепсидра скупая времени на фоне аромата полыни... усиливает запах дождь, и восприятия не противятся оному, время замерло в волглом пространстве полынном… умершее вчера и сегодня воскресшее, в каждом духмяном вздохе – своя нота тишины, есть тишина – будет и мелодия…
• • • • •
А сегодня, знаешь, утро тучноспелое, и рьяно
тарабанят по окошку осьминожные дожди.
Капли прыгают по иглам, как по веткам обезьяны,
так стекают по пилонам девки-кошки. Зарядил
серебро в обойму ветер и пристреливает точки
роста сущего, срывая первовздохи от цветка,
тооонкой стружкой и духмяной разлетаясь по глоточку.
Остаётся только воздух от исподнего бойка…
Заневестила невинность. В окружении заглавий
«жалко» скинуто, как свечки чернозёмного жилья.
Аналой усыпан светом, и по кругу, словно гравий,
вот.. раскроет крылья-плечи, разбежится, не тая
нежно-вишенну окрылость. И с душою канарейки
обопрётся тенью в небо, скол запомнит, а потом
раскидает ритмом сердца тризно-белые копейки.
Всё оплачено по жизни, будет присно – поживём.
• • • • •
Там за темной пеленой дождя нет никого, только вода, только мокрые деревья, только трава, и ручейки бегущие по склонам, собираются в реки, уносят печали.
• • • • •
Распахну дождю окошко, пусть щеки коснутся брызги
невесомо и прохладно, как прозрачная ладонь.
Ветерок устал по клумбам стебельки ромашкам тискать —
и свистит в рожок на крыше, задавая птицам тон.
Удирая к горизонту, ливень-баловень полоски
отстирал коту на шубке. Тот, с помывкой не знаком,
вмиг сменил на ярко-пёстрый вид свой пыльный и неброский.
И, мурчательно ругаясь, сушит спину языком.
Утро в дом стекает рыжим и немного сероватым.
Тучи толстые толкутся, как коровы на лугу.
Гром-погонщик собирает в дальний путь бурёнок ватных,
и за грозным командиром бестолковые бегут.
Ты, наверное, читая эти бредни — улыбнёшься,
на рассвете открывая заэкранную строку.
Весь разнеженный и тёплый, вести дня листаешь, лёжа,
тихо радуясь записке и кофейному глотку.
Тенью с неба, ритмом сердца — цветом, звуками, касаньем
добровольно околдован, над окрылом — окрылён.
Где дорога — там бороздка, не чужие тянем сани,
канарейками взлетаем, а не рыбами об лёд.
• • • • •
Следующий раз просыпаюсь от шороха дождя по крыше, шурх-шурх, как волны об галечный пляж.
• • • • •
1. Меняю дождь на зонтики. А смыслы на карниз.
Сидят слова, извольте-ка смотреть наверх, не вниз.
Дождь лезвиясь изысками , третействуя за жизнь,
по маку режет искренне, кромсая, что – держись!
Впиваясь реже в спины и, как сбившийся оркестр,
луну раскрутит спинером, сольётся под рассвет.
Намоет листьям пирсинги под натуральный гам.
И, кажется, зависли мы, подобны кладенцам.
Целуя в губы – выстоишь до крошева минут.
Ночь. Женщина в ней выспренней. Исчезнет улиц спрут.
Бонсай составь ресницами; лес-чудо сотвори.
И пальчики лисицами откроют шаолинь.
Язык змеи раздвоенный у неба-мотылька.
Сойдутся, словно воины, присев у комелька,
где слышится знакомое – не ставишь на отлёт.
Влетит стрела в искомое, и ставишь на залёт.
2. В тумане звука сокрыта морось
как и в воде есть полярность льдинки
составишь вечность растает в поросль
расцвёл подснежник цветком кувшинки
сомненья роют ростки бесплодья
упавши навзничь постигнешь выдох
продольны в небе следы полозьев
как будто в небе летают рыбы
нагие руки раскинув ноги
купаясь в небе припомнят реки
полны пощёчин судьбы пороги
на солнце слепнув признают веки
замёрзнув в глыбах тепло оценят
китом голодным погрязнут в рыбах
где параллельность исчезнет в пене
а жабры скрутит в любовных рыках
почуяв ветер срывайся в квесты
акаций листья слетят одеждой
и в разночтеньи побудь невестой
жизнь на иголках жива надежда
в тумане звука сокрыта морось
сомненья роют ростки бесплодья
нагие руки раскинут ноги
замёрзнув в глыбах тепло оценят
почуяв ветер срывайся в квесты
жизнь на иголках жива надежда
а жабры скрутит в любовных рыках
на солнце слепнув признают веки
как-будто в небе летают рыбы
расцвёл подснежник цветком кувшинки
• • • • •
…и на ладошке раскрытой твоей будет поцелуем сидеть птичка-тепло...
• • • • •
Не шелко́вые шатры, не резные терема —
уложи в бегущий ритм ливень, пляшущий впотьмах,
тропы — нитями клубков — меж лавандовых полей,
флёр туманный над рекой, чутко спящий хвойный лес.
Полуно́чным голосам трав, ветвей и ветерка
вторит дальняя гроза, не желая умолкать.
Пьёт вишнёвое вино из медвежьего ковша
жадный выгон заливной, каждой каплей дорожа.
Не под крышей подождём розовеющих небес —
двое связанных дождём: чёрный волк и белый бес.
Росчерк огненной змеи на мгновенье озарит
очертания твои — карандашный чёткий штрих.
Третий лишний — обложным — по щекам и по губам.
С необъявленной войны неожиданный хабар —
из небесного огня, из полёта и волны —
изменяясь, заменять чёрно-белое цветным.
Вдруг зависнуть в пустоте — выше падающих звёзд,
и со струями истечь в букворяд стихов и проз.
И нагими до утра под стаккато по песку
без остатка выгорать в бесконечности секунд.
