Тропарь Тебе

Гордое пепельное крыло закрывает,
Сияющий сладкий свет Небес,
И вовсе оно не омывает,
Твой горящий цикл чудес.
 
Не ясно, что я вижу в Твоем самовластном троне,
Что хочу узреть вместо рокового падения,
Но не волнуют меня писания о миллионе,
Который Ты праведно сжег во время видения.
 
Золотой круг жестоких боёв,
С трещинами бывших гневных неудач,
Являются мне в виде странных снов,
Чьих я не понимаю мудрёных задач.
 
Твой рокот льется для других песней,
Созданной из ткани последнего откровения,
А мне лишь луково становится интересней,
Когда касаюсь я этого древнего явления.
 
Мне не важны прошлого сады,
Покрытые хитрым сплетением роз,
И я лишь вижу разбитых надежд потоки воды,
Утопающие в забытой семье старых лоз.
 
Так странно до дрожи, что в Твоих пустых словах,
Я читаю пленящие морозные картины,
И мне лишь хочется разобрать в летах,
Суть этой беспросветной причины.
 
Причины, что Ты так легко, взмахом непокорной руки,
Рушишь все прошлые пути,
Сжигаешь остатки чистой совести,
Обрывая конец этой повести.
 
Другим неясно, и пусть, пускай,
Не поймут они главных ветров,
Что не пускают Тебя обратно в светлый Рай,
Замыкая на Твоей сущности сто замков.
 
И так безбожно мне хочется, хоть раз,
Увидеть то, что отчаянно скрываешь,
Устраивая из каждого шоу болезненный показ,
С помощью которого спешно убегаешь.
 
Хочу я просто понять,
Что Тобой так желает повелевать,
И ростки здравого смысла уничтожать,
Заставляя засохшую кровь переживать.
 
И, если это так незримо,
Все предположения идут мимо,
То мне никогда не будет плевать,
Что Ты так предательски будешь снова убивать.
 
Ведь в этом стучит библейский мотив,
Бьет оглушающий гон, взывающий,
К чему-то великому, чему не понятен призыв,
Такого действия ответ вызывающий.
 
И Ты до сих пор поддаешься заклятию,
Чьи слова гадко шепчут внутри,
Разрывая на куски детскую мантию,
Теряя свое звание, как многие короли.
 
И я верю, я стараюсь пытаться,
Достучаться до того, чего нет,
Чего никогда не будет вливаться,
В моей скромной жизни тихий обет.