Да будет свет!
Да будет свет!
И свет он сотворил.
С рубильником в руке, я лишь ему вторил.
Спускались дни на дно всемирной ночи,
И каждый день другого был короче.
Краснел в руке фонарик запотевший.
Два дня не пивший, двадцать дней не евший
На небе Месяц в серпик исхудал...
Жарою август , как чумой страдал.
И зрели звезды, падали под ноги.
А вишенки грудей прекрасной недотроги
Поили страстью ночи напролет,
И резал небо острый самолет.
А утром стог был островом в тумане,
И божий мир застыв на этой грани,
Срывал с деревьев сладкие плоды.
И не было ни горя, ни беды
На тысячи окрестных темных верст,
И оживал за рощею погост.
Кресты в тумане тихо воскресали,
И души светлые от радости плясали...
Мы с недотрогой сотворили свет!
И нет нам тьмы...
И смерти тоже нет!
Твое мы, Боже, создали подобье.
Ну не гляди ты, старче, исподлобья .
И не суди - грешны, грешны, грешны.
Мы голые наивны и смешны.
Включай же день! Давно фонарь погас.
Благословляй любовью, Отче, нас!
И свет он сотворил.
С рубильником в руке, я лишь ему вторил.
Спускались дни на дно всемирной ночи,
И каждый день другого был короче.
Краснел в руке фонарик запотевший.
Два дня не пивший, двадцать дней не евший
На небе Месяц в серпик исхудал...
Жарою август , как чумой страдал.
И зрели звезды, падали под ноги.
А вишенки грудей прекрасной недотроги
Поили страстью ночи напролет,
И резал небо острый самолет.
А утром стог был островом в тумане,
И божий мир застыв на этой грани,
Срывал с деревьев сладкие плоды.
И не было ни горя, ни беды
На тысячи окрестных темных верст,
И оживал за рощею погост.
Кресты в тумане тихо воскресали,
И души светлые от радости плясали...
Мы с недотрогой сотворили свет!
И нет нам тьмы...
И смерти тоже нет!
Твое мы, Боже, создали подобье.
Ну не гляди ты, старче, исподлобья .
И не суди - грешны, грешны, грешны.
Мы голые наивны и смешны.
Включай же день! Давно фонарь погас.
Благословляй любовью, Отче, нас!
