Голос Аэлиты (полная версия)

«Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски, летит по всей вселенной, зовя, призывая, клича, — где ты, где ты, любовь?..» А.Н. Толстой

Очерствевшее сердце с дрожью валится в пропасть

от голоса неслыханной, неземной красоты и нежности,

пальцы Степанова едва не роняют на пол "айфон".

Никогда ещё не приходилось ему слышать вживую

такого хрустального, такого чистого тембра —

на секунду Степанов полностью теряет дар речи.

На дворе конец десятых, шумит Садовое кольцо,

всё происходит в небольшом уютном офисе,

где постоянно проводятся какие-то мастер-классы,

тусуются ухоженные дамы, обсуждающие косметику.

Степанов изволит приезжать сюда весьма редко,

он тоскует по большим заводам, по масштабам.

Утром они в пух и прах разругались с партнёром,

который остаётся ярым поборником CRM-систем,

верит в торжество программного обеспечения,

считая увеличение продаж просто делом техники —

сажаешь девочку за телефон обзванивать клиентов,

даёшь ей в помощь шаблонный текст, и дело в шляпе.

Степанов, напротив, ненавидит "холодные звонки",

он прекрасно знает, как раздражают клиентуру

все эти акции, бонусы и прочая маркетинговая хрень,

частная жизнь должна быть неприкосновенна —

когда клиенту приспичит наконец купить товар,

то он сам выберет, что и где ему приобрести.

Торговать продукцией "лакшери" в России стрёмно,

здесь покупают дорогие вещи всегда по случаю —

бывает, забежит какой-нибудь полковник за подарком,

но не жене своей, а супруге вышестоящего генерала,

и всегда нежданчиком, безо всякого CRM-обзвона,

по известной московской системе "казала-мазала".

Использует дорогую косметику в Москве средний класс,

который куда-то исчез, не успев толком появиться —

где они, все эти гламурные красавцы/вицы нулевых?

Зато звонит леди из Тюмени, владелица сети заправок,

подаренной ей папиком — мадам желают непременно

торговать на своих заправках косметикой «лакшери».

Не так давно приходят две подруги откуда-то из Украины,

покоряющие Москву — те предлагают ходить по офисам,

таская за собой сумки с товаром, торговать вразнос —

да кто ж купит в Москве с рук косметику "лакшери"

у двух весёлых девах с характерным южнорусским "гэ"?

"А шо? Ой, а у нас так принято, може, к нам поехать?"

Когда Степанов в очередной раз выказывает своё "фи",

партнёр начинает пенять Степанову на его барство,

дескать, хорошо сидеть и критиковать — помог бы,

вот новых операторов набирают сейчас в колл-центр,

взял бы да устроил девицам хороший мастер-класс,

или хотя бы — прослушивание с разбором полётов.

Степанов сгоряча соглашается, потом сидит и скучает —

попадаются ему одни тараторки с заученным блеянием,

их легко сбить с толку или поставить в тупик вопросом,

нет у девушек полёта, хищного азарта к продажам,

желания обольстить клиента, убедить и очаровать —

что такое маркетинг, как не соблазнение простака?!

Степанов вспоминает, как во вторую чеченскую войну

он умудрился продать в Дагестан пару комбайнов

благодаря обычной "серой мышке", бывшей уборщице,

матери-одиночке — они тогда набирали кого попало,

завод стоял уже пятый год, кто бы толковый туда рвался —

сидели и обзванивали старых советских клиентов.

Как же её звали? «Мышка» с кем-то недолго поговорила,

потом со страхом протянула Степанову трубку: "Вас".

На том конце провода оказался помощник министра,

они встретились в Москве, и Хаджи — так его звали —

спросил у Степанова про "мышку": "Кто такая, э?

Такой красивый голос, наверное, красавица, э?"

Эта "красавица" перепугалась тогда до полусмерти —

она набрала номер приёмной дагестанского министра,

ей ответил он сам, потом передал трубку помощнику —

вышла необъяснимая, просто фантастическая ситуация,

республике дали денег на покупку рисовых комбайнов,

но зачем тратить шальные деньги без всякого интереса, э?

Тут-то степановская "мышка" и попала в самый цвет,

Степанов понял Хаджи с полуслова, выслал контракт —

ох, как забегали в городе чекисты, банкиры и бандиты,

когда на счёт мёртвого завода упали живые миллионы,

на которые Степанов тут же закупил нужное сырьё.

"Кому повезёт, у того и петух снесёт!" — говаривал Жеглов.

Степанов не поскупился, выдал "мышке" огромную премию,

но работать она не стала — уволилась, опять вышла замуж.

Но легенда осталась, более того, пошла гулять по стране,

смежники начали позванивать ему, предложили дружбу,

через год Степанов рассчитался с долгами и забурел,

обрёл голос на совещаниях в администрации — везунчик!

А сейчас он слушает голос новоявленной Аэлиты и страдает,

не зная, как поступить — чистота и безнадёжность пугают,

таким ангелам не место в колл-центрах, они сгорают там,

навсегда теряют веру в людей, начиная всех ненавидеть.

Что он может сделать? Что ему предложить этой девушке?

Вся страна помешалась на чёртовом сетевом маркетинге...

Девушка читает текст, написанный наспех Степановым,

он слушает её, что-то отвечая — впопад или невпопад? —

сдавленным от подкатившей к горлу нежности голосом,

и это невыносимо — сердце его разрывается на части.

Откуда эта сентиментальность, что за крокодиловы слёзы?

Нет, напиться сегодня вечером, набубениться до чёртиков!

Степанов проклинает себя, Москву за окном, жизнь —

проще всего было бы умыть руки: "Да пусть работает!"

Но не может он так поступить, это будет против его совести,

поэтому Степанов звонит партнёру и выдавливает из себя

железобетонное резюме законченного прослушивания:

— Третью, пятую... и особенно последнюю — не берём.