Встреча в лесу
- Ты бы ещё мне на голову сел.
От испуга я шарахнулся в сторону и, чтобы не упасть, уцепился за толстенный сук.
Сук предательски хрустнул, но удержал моё бренное тело. На поваленном ветром
стволе липы, на котором я собирался отдохнуть, сидело странное существо..Ростом
с пятилетнего пацана и с лицом старика.
- Т-ты к-кто? - спросил я, заикаясь от неожиданности.
Он уколол меня маленькими блестящими глазками и проскрипел насмешливо:
- Дед Пихто. Дух я лесной.
- "Ох, я встречу того духа, ох, отмечу его в ухо", - брякнул я первое, что пришло в голову.
- Отмечальщик нашёлся, - фыркнул дед, но совсем не сердито.
Я поставил корзинку на землю и устроился рядом. Достал из кармана сигареты,
протянул пачку Духу. Он отмахнулся:
- Сам давись этой гадостью.
Ручки у него были маленькие,детские, а ладони огромные, лохматые.И ступни
несуразно большие.
- "Но леший поганил своими ногами", - опять не кстати вспомнилось. Наверное,
я подумал вслух. Дед заёрзал на стволе, покачал ногами:
- Высоцкого напеваешь? С большим уважением он относился к нашему брату.
Ну, и мы к нему со всем почтением.
- Кто это - мы?
- Духи лесные, водные, домашние.
- Смеялся он над вами, ёрничал.
- Неправда! Шутил - да, но не зубоскалил. А шутят только с равными.
Я поплевал в ладонь, потушил сигарету и спрятал бычок в карман. Сорвал
лист орешника и вытер руки. Дед неопределённо хмыкнул. Мне захотелось
его поддеть:
- Живёшь в лесу, Высоцкого знаешь. Поэзией интересуешься?
- Всем интересуюсь, и поэзией тоже. Без интереса жить тошно.
- Пушкина, наверное, обожаешь? "Люблю я пышное природы увяданье "...
- Пушкина люблю, но он барин, созерцатель. Природа для него - вид из
пролётки. Летний сад ему ближе, понятнее.
От такого заявления я слегка офигел. Достал из пачки очередную сигарету:
- Кто же, по-твоему, истинный певец природы? Лермонтов, Фет?
- Тургенев.
- Но он прозаик.
- В его "Охотничьих рассказах" поэзии больше, чем во всех альманахах
современников. Есть что возразить?
Возразить хотелось, но факты, будь они неладны... Решил сжульничать:
- А Есенин?
- Великий поэт, кто спорит? Город его подточил, страсти сгубили. Рядом
только Рубцова поставлю.
- Так всё безнадёжно?
Дед поскрёб в затылке, покрутил лохматой головой туда-сюда и спросил в упор:
- Ты полдня по лесу блукаешь, что видишь вокруг?
Я пожал плечами:
- Что вижу, что вижу...То же, что и ты. Мусора кучи, валежник, сухостой сплошь.
На дубах листья в белых разводах, словно их эмульсионкой полили. Начало
августа, а ни одного птичьего голоса не слышно, даже сороки исчезли. Умирает лес,
ежу понятно.
- Врёшь!!! - с каким-то злым азартом заверещал дед. - Вы нас огнём палите, газом
душите, кислотой травите, но мы выживем, чуть только удавку ослабите. А вы ослабите,
а потом и вовсе снимите. Если мы умрём, то и вам не жить - в собственном дерьме
утонете.
Он спрыгнул со своего места, пробежался по поляне, пнул сгоряча какой-то серый ком.
Ком обернулся зайцем и рванулся прочь, аж кусты затрещали. Дед залихватски
свистнул ему вслед и, повеселев, взгромоздился на поваленную липу.
- Вот так, добрый молодец, - подмигнул он мне лукаво. - Выживет лес, вернутся
птицы. Будут птицы, будут и песни, как иначе? Иначе нельзя.
Домой я возвращался без грибов, но с хорошим настроением. В голове заезженной
пластинкой звучали строчки Евтушенко:
"Поэзия чадит,
да вот не вымирает.
Поэзия чудит,
когда нас выбирает."