Морок

Устроить пьянку в знойный летний понедельник,

да ещё на серьёзном оборонном предприятии,

да ещё всем коллективом отдела снабжения —

это уже само по себе нонсенс и полный «аллес».

Дисциплина на заводе рушится прямо на глазах.

 

Степанов видит происходящее словно из-за стекла.

Утром селекторное совещание, потом техническое,

на улице такая жара, что мысли расползаются,

он едва успевает что-то проглотить в столовой —

но что там можно отыскать в конце перерыва?

 

Никто не хочет работать — стоит август, пик лета,

городской пляж усыпан пережаренными телами,

да и какой смысл вкалывать, если заводу жопа,

заказа на патроны, как говорится, нет и неизвестно,

на дворе бушует девяносто третий — как жить дальше?

 

Можно лечь на дно в режиме подводной лодки,

не особенно переживая о происходящем наверху,

злая буря в стране когда-нибудь да устаканится,

есть квартира, гараж, дача, связи, репутация —

что ещё нужно человеку в двадцать семь лет?

 

Пыхтя, Степанов поднимается в свой кабинет —

отдел снабжения расположен на крыше корпуса,

в легкомысленной белой мансарде из бетона,

там, где раньше располагалось бюро эстетики —

«эстеты» шастали курить на крышу прямо из окон.

 

С крыши отдела виден почти весь родной завод,

но Степанов с любопытством смотрит в обратную сторону,

туда, где переливается тусклым маревом озеро Падали,

некогда созданное человеческими руками —

зачем оно? где ставить ударение? что лежит на его дне?

 

Секретарша Любочка зовёт Степанова на чай.

Всем хороша Любочка — и стряпуха, и аккуратистка,

но не везёт степановской секретарше в любви,

никак не найти ей приличного парня, одни алкаши,

а годы идут, часики тикают, зеркало не радует.

 

Тут-то и возникает на горизонте Витька Никитин,

дважды разведённый красавчик из бюро химии,

окончательно запутавшийся в женском вопросе,

он давно нравится Любочке шутками на грани фола:

— Ах, какие пирожки! А булочки-то какие, Любаня!

 

Никитин с утра вьётся неопохмелённым фертом,

алчно ожидая, не выдаст ли начальник спиртяшки,

чтобы немного унять жар в костях и ломоту в мозгу —

Степанов смотрит на часы и вяло машет рукой:

— Чёрт с вами, банкуйте! Вижу, что день пропал...

 

День пропал — зато вот оно, праздничное настроение.

 

Народу прибывает, несут всё, что завалялось,

кто-то слетал в буфет за виноградным соком,

а бывший инструктор горкома КПСС Петя Назаренко,

внедрённый к Степанову до прихода "красных",

знает удивительное количество ударных тостов.

 

— Всем тишина! — Степанов снимает прямой телефон,

надо удостовериться, что директор с обеда не вызовет,

не устроит какое-нибудь неожиданное совещание.

В приёмной по большому секрету Степанову сообщают,

что директора нет и сегодня не будет — да, это судьба!

 

Если пьянку никак нельзя предотвратить,

то её нужно возглавить — увы, таков закон жизни.

 

За дверями кабинетов управления звенят стаканчики.

Через час безотказный Валерка Нестеров на "жигулях"

двумя рейсами везёт коллег на берег мутного озера,

Степанов блаженствует, он ложится в тёплую воду,

стараясь не думать о том, что в ней может найтись.

 

— Сети! Караси! Щуки! — истово проповедует Никитин,

и тут начинается самая суета сует — сборы на рыбалку.

Рыбалка? В ночь на вторник? Жена Степанова в шоке,

он хватает плащ-палатку, сапоги, бадью со спиртом —

что за вопрос, какая рыбалка на трезвую голову?!

 

Потом они дружно толкают рыжую Валеркину "жигу"

через небольшой, но довольно весёлый ручей,

выезжают наконец на протоку — место сказочное.

Никитин с Валеркой и Назаренко лезут ставить сети,

Степанов отправляется рубить сухостой для костра.

 

Он топает в своих кирзачах по выжженой мари —

небо над головой сжимается в серую тряпку,

сквозь туман мелко крапает долгожданный дождик,

Степанов крутит головой, боясь заблудиться —

хоть и вырос здесь, но долго ли с пьяных глаз?

 

Какого чёрта он попёрся на эту рыбалку?

Хвороста мало, надо было идти вдоль реки,

там можно нарубить...

 

Скользя по стволу вросшего в мох дерева,

подошва кирзового сапога сдирает ветхую кору,

Степанов падает, бьётся затылком о что-то твёрдое,

проклятый топор вылетает из его нетрезвых рук,

взмывает в небо, совершает пару оборотов,

с хищным чмоканьем врезается в нечто мягкое...

 

... Через полчаса Валерка идёт искать начальство.

Начальство лежит на земле, раскидав руки и ноги,

громко храпя и как-то странно взбулькивая.

 

Но что это?! Рядом с головой спящего Степанова,

касаясь лезвием его грязной бородатой щеки,

в гнилом стволе старого дерева торчит топор,

промахнувшийся всего-то на сантиметр.

Валерка выдёргивает лезвие: "Ну ты везунчик!"

 

Степанов будет лежать этак ещё минут пять.

Потом он немного очухается и пойдёт варить уху.

 

Утро кошмарно — ручей превратился в большую реку,

Никитин чудом находит пьянющего тракториста,

улов невелик, его забирает многодетный Валерка.

Степанов едва успевает к утреннему селектору,

потом долго стоит один на крыше — вокруг туман,

не видно ни завода, ни озера, ни земли —

морок, одуряющий нескончаемый сон.

В голове стучит одна мысль: "Пора валить..."

 

Через месяц он напишет заявление об увольнении.

Валерка за гроши купит у Степановых квартиру,

Витя Никитин перепишет на себя их новую дачу,

а Назаренко станет новым начальником отдела.

 

"Даже если кто-то помер, всё равно сыграем в покер.

Здесь ребята не жалеют ни о ком..."

 

Поздней осенью в кабине рычащего КАМАЗа,

доверху нагруженного домашним скарбом,

Степанов отправится в полную неизвестность,

тихонько напевая себе под нос марш легионеров,

беззастенчиво переделанный удалыми афганцами:

 

— Мы выходим на рассвете,

над Сахарой дует ветер,

подымая нашу песню до небес.

Только пыль под сапогами,

с нами Бог, и с нами знамя,

и тяжёлый карабин наперевес...

 

 

 

На фото слева - озеро Падали (от нанайского "падала" - "пересыхающий").