Thomas Stearns Eliot. The love song of J. Alfred Prufrock. Томас Стернз Элиот. Любовная песнь Дж. Альфреда Прафрока.
S'io credesse che mia risposta fosse
A persona che mai tornasse al mondo,
Questa fiamma staria senza piu scosse.
Ma perciocche giammai di questo fondo
Non torno vivo alcun, s'i'odo il vero,
Senza tema d'infamia ti risponda.
Dante Alighieri
Let us go then, you and I,
When the evening is spread out against the sky
Like a patient etherized upon a table;
Let us go, through certain half-deserted streets,
The muttering retreats
Of restless nights in one-night cheap hotels
And sawdust restaurants with oyster-shells:
Streets that follow like a tedious argument
Of insidious intent
To lead you to an overwhelming question. . . .
Oh, do not ask, "What is it?"
Let us go and make our visit.
In the room the women come and go
Talking of Michelangelo.
The yellow fog that rubs its back upon the window-panes,
The yellow smoke that rubs its muzzle on the window-panes,
Licked its tongue into the corners of the evening,
Lingered upon the pools that stand in drains,
Let fall upon its back the soot that falls from chimneys,
Slipped by the terrace, made a sudden leap,
And seeing that it was a soft October night,
Curled once about the house, and fell asleep.
And indeed there will be time
For the yellow smoke that slides along the street,
Rubbing its back upon the window-panes;
There will be time, there will be time
To prepare a face to meet the faces that you meet;
There will be time to murder and create,
And time for all the works and days of hands
That lift and drop a question on your plate;
Time for you and time for me,
And time yet for a hundred indecisions,
And for a hundred visions and revisions,
Before the taking of a toast and tea.
In the room the women come and go
Talking of Michelangelo.
And indeed there will be time
To wonder, "Do I dare?" and, "Do I dare?"
Time to turn back and descend the stair,
With a bald spot in the middle of my hair—
(They will say: "How his hair is growing thin!")
My morning coat, my collar mounting firmly to the chin,
My necktie rich and modest, but asserted by a simple pin—
(They will say: "But how his arms and legs are thin!")
Do I dare
Disturb the universe?
In a minute there is time
For decisions and revisions which a minute will reverse.
For I have known them all already, known them all:
Have known the evenings, mornings, afternoons,
I have measured out my life with coffee spoons;
I know the voices dying with a dying fall
Beneath the music from a farther room.
So how should I presume?
And I have known the eyes already, known them all—
The eyes that fix you in a formulated phrase,
And when I am formulated, sprawling on a pin,
When I am pinned and wriggling on the wall,
Then how should I begin
To spit out all the butt-ends of my days and ways?
And how should I presume?
And I have known the arms already, known them all—
Arms that are braceleted and white and bare
(But in the lamplight, downed with light brown hair!)
Is it perfume from a dress
That makes me so digress?
Arms that lie along a table, or wrap about a shawl.
And should I then presume?
And how should I begin?
****
Shall I say, I have gone at dusk through narrow streets
And watched the smoke that rises from the pipes
Of lonely men in shirt-sleeves, leaning out of windows? . . .
I should have been a pair of ragged claws
Scuttling across the floors of silent seas.
****
And the afternoon, the evening, sleeps so peacefully!
Smoothed by long fingers,
Asleep . . . tired . . . or it malingers,
Stretched on the floor, here beside you and me.
Should I, after tea and cakes and ices,
Have the strength to force the moment to its crisis?
But though I have wept and fasted, wept and prayed,
Though I have seen my head (grown slightly bald) brought in upon a platter,
I am no prophet—and here's no great matter;
I have seen the moment of my greatness flicker,
And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker,
And in short, I was afraid.
And would it have been worth it, after all,
After the cups, the marmalade, the tea,
Among the porcelain, among some talk of you and me,
Would it have been worth while,
To have bitten off the matter with a smile,
To have squeezed the universe into a ball
To roll it toward some overwhelming question,
To say: "I am Lazarus, come from the dead,
Come back to tell you all, I shall tell you all"—
If one, settling a pillow by her head,
Should say: "That is not what I meant at all;
That is not it, at all."
And would it have been worth it, after all,
Would it have been worth while,
After the sunsets and the dooryards and the sprinkled streets,
After the novels, after the teacups, after the skirts that trail along the floor—
And this, and so much more?—
It is impossible to say just what I mean!
But as if a magic lantern threw the nerves in patterns on a screen:
Would it have been worth while
If one, settling a pillow or throwing off a shawl,
And turning toward the window, should say:
"That is not it at all,
That is not what I meant, at all."
****
No! I am not Prince Hamlet, nor was meant to be;
Am an attendant lord, one that will do
To swell a progress, start a scene or two,
Advise the prince; no doubt, an easy tool,
Deferential, glad to be of use,
Politic, cautious, and meticulous;
Full of high sentence, but a bit obtuse;
At times, indeed, almost ridiculous—
Almost, at times, the Fool.
I grow old . . . I grow old . . .
I shall wear the bottoms of my trousers rolled.
Shall I part my hair behind? Do I dare to eat a peach?
I shall wear white flannel trousers, and walk upon the beach.
I have heard the mermaids singing, each to each.
I do not think that they will sing to me.
I have seen them riding seaward on the waves
Combing the white hair of the waves blown back
When the wind blows the water white and black.
We have lingered in the chambers of the sea
By sea-girls wreathed with seaweed red and brown
Till human voices wake us, and we drown.
Если б я верил, что был обращен мой ответ
Тому, кто никогда больше в мир не вернётся,
Страсть бы моя так и осталась не омраченной, нет.
Но почему же , не дожидаясь
Ни живой весточки, ни звука правды,
Позор не заметив, тебе отвечаю? (ит.)
Данте Алигьери.
Уйдём же потом, ты и я вместе,
Когда вечер раскинется против небес
Как больной на столе, что накачан наркозом;
Пойдём же по улицам полупустынным
Вдоль бормотанья уединенья
Бессонных ночей в дешёвых отелях
И устриц в ресторанах спесивых:
Улицам, следующим будто запутанной цепью пререканий
Коварных желаний
Чтоб привести к концу, огорошив вопросом...
Не спрашивай, что это такое
Сегодня свидание у нас с тобою.
В комнате, где ходят дамы,
О Микеланджело говоря нам
Жёлтый туман, что гладит спину над оконным стеклом,
Жёлтый дым, что гладит морду оконным стеклом,
Лижет своим языком вечерних углов секреты,
Медленно отмирая над сточных вод озерцом,
Спину ему пусть сажа каминных труб пометит,
Что, по уступу скользя, сорвалась внезапным прыжком,
И видя вокруг себя октябрьскую мягкую ночь,
У дома чуть покружив, упадёт, забывшись сном.
И действительно, ещё будет время
Для жёлтого дыма, что стелется вдоль улиц
Лаская хребет об оконные стекла;
Здесь будет время, ещё будет время
Приготовить лицо виду встречных тебе лиц;
Будет время убийств и время творений
Будет время работ и мгновения отдыха
Вопросы возникнут, решившись в одно мгновенье;
Время тебе и время для меня
И время ещё сотен колебаний
И сотен позиций и сотен метаний,
Прежде, чем тост с чаем начнут движение дня.
В комнате, где дамы приходят и уходят
И о Микеланджело демагогию разводят.
А ещё грядут времена,
Удивляться:"Я смею? Я смею?" -
Обернуться, спускаясь по ступеням,
Пока в центре шевелюры лысею -
(все скажут: "Его волосы худеют как!")
Пальто и воротник утром режут подбородок,
Галстук богат и скромен, но зажим-простак,
(Скажут: "Но руками, ногами как тонок!")
Смею ль
Вселенную отвлекать?
На минуту - тоже ведь время -
Для решений и мнений,
Что за те же минуту могут противоположными стать.
Чтобы я узнал их всех, их всех познал:
Познал полудни, вечера и утро,
Измерил жизнь свою до капли мутной
И смерти голос осенью назвал
Под звуки музыки из залы дальней
Позволено ль дерзать мне?
И я познал глаза, их все познал -
Глаза, что пригвоздят тебя шаблонной фразой
Когда ж я пригвожден и на иглу насажен,
Когда к стене приколот, извиваться стал,
Тогда начать посмею ль как же,
Окурки - дней-дорог концы выплевывать не сразу?
Как мне посметь?
Познал уж руки, все я их познал
Запястия в браслетах, белые, нагие
(При свете ламп - с русым пушком - другие!)
Парфюм ль от платья
Меня так заставляет отвлекаться?
Они иль на столе лежат (и лгут?)
Иль обвивают, словно шаль.
И как же мне позволить себе тут?
И как же мне начать?
****
Мне сказать ли, что шёл сквозь закат по узеньким улицам
И смотрел я на дым, что из трубок ниточкой тянется
У мужчин в рукавах, одиноких, что из окон высунулись?..
Когтей бы парой мне зазубренных очнуться
Тех, чем глади морской зерцало пересекается.
****
А после полудня, вечером, так мирно спится!
Когда тебя гладят длинными пальцами (это не лишне)
Сонными... Утомленными... Иль то злоумышленники,
Что на полу растянулись рядом с тобой и со мной.
Ужели я после чая, льда и пирожных
Найти их слабое место и одолеть их должен?
Хотя я рыдал и молился, рыдал и постился,
Хоть голову видел свою я (слегка полысевшую) принесенной на блюдечке,
Но я не пророк - да и это не дело великого будущего;
Я видел момент своей величайшей славы ,
И видел я вечных холуев, что подавали пальто мне, при этом ржали,
В общем, от страха я в панике бился.
И стоило ль в конце оно того,
После десертов, джема, чашек чая,
Среди фарфора и бесед о нас (как докучают!)
Так стоило ль? Привык?
С улыбкою прикусывать язык,
Вселённую сжать в мячик (и всего!),
И кинуть в неожиданный вопрос,
Сказать: "Я Лазарь, что из смерти вышел,
К тебе вернулся, чтоб всё рассказать и всё скажу тебе," -
Когда бы та, кто на её подушке дышит,
Сказала бы: " Не то в виду имела. Совсем не это, нет."
И стоило б в конце оно того,
И стоило б оно того пред этим
После дворов, закатов, мокрых улиц,
Романов, чашек с чаем, длинных юбок, что по полу тянулись, -
И этого, и более того?
Сказать нельзя, что я в виду имею!
Лишь как фонарь в театре магических теней:
Так стоило оно тогда того,
Коль та, кто на подушке, иль чья шаль снималась
Должна будет сказать, взглянув в окно:
"Нет, всё не то! Всё не таким казалось."
****
Нет, я не Гамлет, им себя не мнил;
Я мажордом, который всё исполнит,
Движенья ради пару сценок вспомнит,
И принцу даст совет; предмет простой,
Не сомневайтесь, рад вам услужить,
И вежлив, осторожен, щепетилен;
Велеречив, но в тупости стабилен,
И иногда способен рассмешить -
Хотя порой дурной.
Старею... Состарюсь
Пожалуй, штаны закатаю
Зачесать ли мне волосы назад? И могу ли я съесть персик?
Или белые брюки надеть и по пляжу пройтись уместнее...
И я слышал, русалки друг дружке исполняют песни
Не думаю, что будут петь мне.
Я видел их, оседлавших волны
Причесывая пену, что уходит назад,
Когда ветер в пейзаж добавляет белый и чёрный.
Мы затянуты в чертоги на дне
Морскими девицами, что обовьют водорослью красной и бурой,
Пока не утонем мы оттого, что людские голоса нас разбудят.
