Помните о нас!
Гул мотора еле слышен, ночь и в небе темнота,
Словно время вдруг застыло, и безделья маета.
Сотни раз уже проверен парашют и автомат,
Шесть бойцов притихли рядом, в небо смотрят и молчат.
Под крылом земли не видно, только близок уж рассвет.
Нам ко времени успеть бы, «Не волнуйтесь» - был ответ.
«Рулевой – пилот со стажем, будем в точке ровно в срок»
Только нервы на пределе, словно змей сплетён клубок.
Наконец-то! По сигналу друг за другом мы вперёд.
Люк открыли, ветра холод, там и мой пришел черёд.
Дрожь борта́ осталась сзади, впереди открыт простор,
Шесть фигур мелькнули рядом, словно в небе метеор.
Купола раскрылись ра́зом, над притихшею землёй,
Прячем быстро парашюты, присыпаем их листвой.
Без оглядки, передыха, словно призраки в ночи,
Мы спешим покинуть место, ну а там ищи-свищи!
Марш-бросок в лесном массиве, под ногами мох сухой,
Надо выполнить задачу – уничтожить штаб чужой.
Чтоб по-тихому, «без пыли» и обратно нам, к своим,
И вернуться всем на базу, без ранений и живым!
На войне не загадаешь, как там будет наперёд,
Кто живой вернётся с боя, чью жизнь пуля оборвёт.
Переменчива удача, и судьба здесь не причём,
Знаем только, что Отчизне долг сыновий отдаём!
Вот казалось всё бы гладко, штаб разбит, пора домой,
Но проклятая «растяжка» стала ги́блою чертой.
Командир, идущий первым, поспешил – и грянул взрыв,
Лишь секунда, но до смерти от осколков нас закрыв.
И над телом распростёртым, не ко вре́мени рыдать,
Шестерым осталось молча эту смерть переживать.
«Командира мы не бросим, мы своих не отдаём,
Из подручных средств - носилки, вот на них и понесём».
«Нет нам времени на спо́ры, враг за нами по пятам,
Пусть один слегка отстанет», приказал сержант бойцам.
«Если что – он нас прикроет, отвлечёт пусть на себя,
Ну а там, как время выйдет – нас догонит, погодя́».
В небе за́рево светлеет, облака в тиши плывут,
Пять бойцов попеременно, тело павшего несут.
Темнота уже не в помощь, вот и солнце уж встаёт,
Мы надеемся отста́вший – жив, и нас не подведёт.
Только стих за нами грохот от разрывов и пальбы,
Неужели не вернётся, не услышит Бог мольбы?
Знать бы кто из нас служивых этот день переживёт,
А сержант, бегущий первым, темп нам бега задаёт.
Пот струится по лопаткам, соль глаза нещадно жжёт,
Руки ломит от напряга, рой мошки́ не отстаёт.
Наконец – сигнал привала, пять минут на передых,
И попадали устало, средь ромашек полевых.
Лишь минуты передышки, но и тут не отдохнуть,
Связь наладить срочно надо, перед тем как снова в путь.
«Я – Седьмой, спасайте братцы! База, слышите меня?»
Но на том конце ни звука. Мы вперед, чертей кляня.
Только тронулись, с опушки – речь чужая за спиной,
А берёз тенистых рощи оборвались вдруг водой.
Обложили, окружили – не прорваться не пройти,
Мысли ринулись по кругу: «Вот и всё, конец пути?»
Ни секунды на раздумья, сдаться или умирать?
Окопаться, кто как сможет, оборону занимать?
Но сержант махнул прикладом: «В одиночку отобьюсь,
Не уйти нам вместе разом, я прикрою, остаюсь».
«Ну а вы, вот тем овражком, через брод и напрямик,
Там болотцем, но по краю, где густой растёт тростник.
А пока тут суд да дело, пока речку перейдут…
Потолкую я с врагами, мимо быстро не пройдут.
Улыбнулся под усами: «Не боись, не подведу!
Может, свидимся ещё мы, если что – я вас найду».
Что ж, с приказом не поспоришь, четверым идти теперь,
Пусть и справились с задачей но, увы – не без потерь.
Ни к чему теперь прощанья, вновь носилки на плечо,
И с разбегу сразу в воду, аж мозолям горячо!
Только брод преодолели – за спиной раздался вскрик,
И боец, что шёл последним, на руках друзей поник.
У троих теперь нет силы, всех убитых донести,
Лишь тела, чтоб не глумились, надо спрятать, и идти.
Но той пули – лишь начало, свист и грохот тут и там,
Миномёты подтянули и ударили вслед нам.
Тростника тяжёлый дым, ко́поть, грохот от снарядов,
Автоматов дробный стук и отдача от прикладов.
Мы вступили в смертный бой, мы так просто не сдаёмся!
И в последний этот миг есть надежда, что прорвёмся!
Но когда стрельба утихла, и растаял дым вдали,
Понял я – нас только двое и не сможет брат идти.
«Ты, родной, зови подмогу. Славно дрался – молодец,
Доберись скорее к нашим, ну а я уж… не жилец».
«Надо связь скорей настроить, на условную волну,
Заберись на тот пригорок, я тут… время потяну».
И не смей мне брат перечить, молодой ты – должен жить!
Чтоб к семье своей вернуться и детей своих растить».
На пригорок я взобра́лся, щёлкнул рацию на связь,
И подня́л глаза на небо, словно Богу помолясь.
А враги уже собрались, словно волки крови ждут,
И в душе предвосхищая, что живым меня возьмут.
Но не надо было думать, что мы русские слабы,
На колени мы не встанем, как бесправные рабы!
И в последний час той жизни, что нам Господом дана,
Будем верить, что Россия наши вспомнит имена!
А последняя граната, словно исповедь. Врагу!
Мне б успеть своих дозваться, связь наладить я смогу:
«Я – Седьмой, один остался, дам сейчас ориентир».
«Я – Седьмой...» и оборвался, тишина пришла в эфир.
А в далёком том посёлке, от церквушки позади,
У старушки, ждущей сына, сердце ёкнуло в груди.
Не встречать с войны героя у родимого крыльца,
Пара строк лишь в похоронке про отважного бойца.
У семи могил солдатских, вдоль излучины речной,
Взвод бойцов стоит притихший, с непокрытой головой:
«Не успели, не прорвались, семерых не сберегли»,
И слеза бежит скупая, по лицу в степной пыли.
«Мы клянёмся – будем помнить, кто погиб здесь и когда,
И солдат бессмертный подвиг с нами будет навсегда.
Пусть пройдут над ними годы, и столетья пролетят,
Будет Родина гордиться ратной доблестью солдат!»
Отгремят войны той залпы, мир вернётся в города,
Но тех слов его последних не забыть нам никогда:
«Я – Седьмой, живите братья за всех нас, кто не пришёл»,
И, раскрыв земле объятья, свой покой навек нашёл.
Пусть не будет безымянных и забытых в этот час,
Чтоб огонь у стел солдатских никогда уже не гас.
Имена непобеждённых сквозь столетья пронесём,
И с портретами героев в День победы мы пройдём!
Много раз за сотни лет - мы победы одержали,
Ценою тех, кто жизнь свою за Родину отдали!
Сердца их бьются с нашим в такт, их клятва, как наказ:
«Любите Родину свою и помните о нас!»
