Собачье счастье

Собачье счастье
Бывшая жена всегда заявлялась к нему нежданно-негаданно, всякий раз с какими-то заботами и проблемами, но на этот раз она явилась с сюрпризом. Втащила вслед за собой в квартиру мохнатую собачищу и затараторила:
- Толичка, возьми себе собачку, посмотри какая прелесть! Я своему даже не предлагаю, он собак терпеть не может (сказано почти с гордостью), а ты - человек добрый ( с уничижительной жалостью), не пропадать же скотине.
- Где ты ее подобрала, она же вся в болячках, драная, наверняка не привитая…
- Господи, да ее в любом случае надо будет к ветеринару сводить, она же черт знает, сколько мыкается, я ее на нашем маршруте в троллейбусе уже третий раз вижу, потерялась, бедолага.
 
Толя уже научился отбиваться от Клавкиных затей, он и сейчас с легкостью отговорился бы предстоящей командировкой, не бросишь ведь это чудовище на неделю!
Но тут собака сделала какое-то неуловимое движение ему навстречу, тут же, как бы опомнившись, притормозила и села. Посмотрела прямо ему в глаза своими слезящимися зенками, и такая в них была безнадега и щемящая тоска, что Толя рот открыл и …закрыл.
 
Собака была породистая, чистый эрдельтерьер, вполне взрослый и рослый. Как говорят собачники – девочка. Повозиться придется, но… Вон как смотрит, на Анатолия сроду никто так не смотрел, почувствовала, что он колеблется? Снова неуловимое деликатное движение, легла, положила морду на лапы и даже издала какой-то звук. Нет, не заскулила, а вроде что-то сказала. Смотрит.
 
Толя не выдержал и сурово сказал Клавке:
- Давай поводок, вечно ты мне задачи задаешь.
 
Клава исчезла так мгновенно, словно ее тут и не было, словно сама собака объявилась, из воздуха выткалась!
 
И новый хозяин начал хлопотать. Напоить, накормить, бросить старую куртку в угол и строго произнести: «Место!» Собака оказалась грамотной и на редкость послушной. Несколько струсила у ветеринара, но и там покорно выдержала осмотр и укол. Домой трусила вслед за новым хозяином почти повеселевшей. А уж когда он ее сводил к собачьему парикмахеру – красавица просто воспряла духом. Она уже могла подавать голос, с готовностью садиться или ложиться, и всё норовила лизнуть нового хозяина.
 
Когда Толя приехал с новой подругой на дачу, она вообще ошалела от счастья. Быстро поняла, что ей предстоит охранять 6-соточную территорию, ревниво гавкнула на соседскую овчарку Рину, и та от такой наглости только пасть разинула. Не было тут таких соседок и что с ней прикажете делать?
Коллеги, званные на смотрины и на шашлык, собаку вполне одобрили, выяснилось, что она охотно откликается на Джулию – хотя ясно было, что эту бродяжку хоть горшком назови, она будет счастлива. Лишь бы не прогнали.
 
Деловитая Тамара тут же взялась опекать эрдельку, нашла в куче хлама в кладовке какое-то старое детское одеялко, заношенное до такой степени, что только Джульке на подстилку и годится.
И тут вдруг Толя сурово сказал «Нет».
 
- Господи, Анатолий Исакович, да на что оно вам, разве что сапоги у входа вытирать после лесной прогулки.
Он молча вытянул у нее из рук одеяло и закинул на полку повыше. Разорвал старый махровый халат, сложил, как мог, отнес и бросил в угол террасы, отрывисто бросив «Место!» Джулька не спорила – не важно, на чем лежать, главное, что ей тут нашлось место! И Хозяин.
 
Уже вечером, когда гости разъехались, и он остался с Тамарой вдвоем, безо всякого напоминания с ее стороны, Толя вдруг рассказал.
- Я ведь в Киеве родился, не вслух будь сказано, аж в 36-м. После первой же бомбежки моя умница мать подсобрала кое-какие вещички, замотала меня в это одеялко и рванула из города. Конечно, я сам ту дорогу в неизвестность не помню, только по рассказам матери. На подводах, в поезде, пешком, где-то накормят, на ночлег пустят, где-то кричат: «Идите, идите, побирушки, ждали мы тут вас, вшивых, как же!» И представляешь, добрались аж до Томска. Там тоже нас никто не ждал и хоромы не заготовил, но пустили в первую же избу, куда мать постучалась. Там мы и прожили пять лет, там я и в первый класс пошел. А мать работала.
 
Тамара разахалась, надо же, какую страсть пережили! А он пожал плечами и продолжил:
- Тогда всем было плохо, страшно, все друг другу помогали, не от щедрот и богатства излишнего, а от своей бедняцкой солидарности. Мало ли, может и с тобой такое приключится – и тебе помогут.
 
Посмотрел как-то сконфуженно на Тамару и закончил:
- Ты, небось, подумала, что я с этим одеялком пожадничал, или сентиментален не в меру. А мама мне рассказывала, что когда решилась после войны возвращаться в Киев, из прежних тряпок только эту вещь и взяла. Приехали – а нашу квартиру уже заняли. Пришлось повоевать за родную крышу над головой. Потом мы ее обменяли на московскую однушку, почему-то маме страшно было в Киеве. Уехали – и опять она это одеялко старенькое прихватила. Сейчас и ее уже нет, ты знаешь, но как я всё это забыть могу? Собаке постелить? Это уж когда меня не будет...
Пойдем, походим, что-то мне не по себе, да и Джульку выгуляем, смотри, какая умница, она уже на участке не приседает, требует, чтобы в лес вывели!
Тамара кивнула, погладила его по плечу. Говорить не хотелось.