Письмо в будущее

Ну, здравствуй, внучка. Ты уже теперь,

наверное, большая и впитала

карминовую гибкость краснотала

и бархатную мягкость хризантем.

 

Ты спрашиваешь, как мои дела,

как бабушка, поспела ли черешня,

что мартовской воды впитала вешней

и майскою невестой расцвела.

 

Наш сад фруктовой полнится пыльцой,

шмели в цветах медведем косолапят

и полные тележки дружно катят

в родное медоварное сельцо.

 

А бабушка мне сделала сюрприз.

Над нами стая аистов летела,

а милая смеялась им и пела,

и вдруг один из них спустился вниз.

А в клюве у него был узелок,

а в узелке твоя лежала мама.

Ещё – с пометкой "Срочно!" телеграмма

и маленький ромашковый венок.

 

Она сейчас в две дырочки сопит, –

серьёзная, надутая такая,

и жиденькая чёлка золотая

тот сон её надёжно сторожит.

 

Но как же ты? Счастлива ли, сыта?

Любима? Любишь? Не одна ли в лодке?

Звучит ли в сердце благодушный отклик?

Не поглотила мира суета?

А небо всё такое над землёй?

По кучерявым авиатропинкам

невидимые утки-мандаринки

вышагивают чопорной четой?

Талант ещё в почёте? Что в цене?

Не потеряла смысла добродетель?

Играют ли теперь в войнушку дети?

А может обитают на войне?..

 

 

Родная, я хотел бы твёрдо знать,

что ты живёшь в гармонии с собою,

и мир твой не подобен волнобою,

и воздух чист, и радостно дышать.

 

А если Мара больно сдавит грудь, –

ты дай мне знак, пошли его с зарницей.

Она кольнет мне в сердце острой спицей,

и градусник взорвёт тугая ртуть.

И звездный тракт материю прорвёт,

и я сквозь времена, сквозь поколенья,

сквозь мрак, сквозь свет, сквозь боль развоплощенья

отправлюсь в свой спасительный полёт.

 

И там, в твоём далёком далеке,

сгребу в охапку все твои печали,

и сердцем их сожгу в стальном накале

и нежно прикоснусь к твоей щеке.