Байки ОХОТНИКА (Памяти Федорова Ивана Ефимовича)

Есть дураки – не налюбуешься каки
А есть дураки – отобьешь все кулаки.
 
 
А дальше будут байки
Народной старины.
Скажу Вам без утайки,
Что в жизни нужны.
 
В них ясно мы увидим –
Как жил простой народ.
 
Там простота и мудрость,
А есть наоборот.
 
И.Е.Федоров – из крестьян (доводился Ю. Титову тестем), имел начальное образование. Человеком был умным, решительным, трудолюбивым, любил природу. С 1911г. служил в Лейб – Гвардии, (63-й углицкий пехотный полк) в звании мл. унтер – офицера. В Первую Мировую, был зачислен в 12-й гренадерский астраханский пех. полк под командованием М.И. Пестржетского. В галицийском сражении, защищал города Замостье и Красностав. Прикрывая отход полка, под Красноставом, попал в плен к Австр. Венграм, бежал неудачно, освобождён по окончанию войны. Его рассказы легли в основу стихотворных произведений Ю.Титова, под общим названием , «Байки охотника».
М.Ю. Титов.
 
ПРО ЧЕРТЕЙ БОЛОТНЫХ
 
Лет сто пятьдесят тому –
Свадьба шла в одном дому.
Гости за столом сидели,
Пили, ели, песни пели.
Пол села в избе плясала,
Ничего, что места мало.
А окошки со двора
Облепила детвора.
Зимний день к ночи склонялся,
Народ только разгулялся.
Стал жених тревогу бить –
Водки может не хватить.
Тесть напомнил о заначке:
«Напоим всех до успячки».
Вышел в сени и забыл,
Где кошёлку схоронил.
В темноте в углах пошарил,
Хмель ему в башку ударил,
Понял всё ж, что водки нет –
Он несёт за то ответ.
И решил мужик поддатый,
(На селе он был богатый)
Сбегать в город, хоть и в ночь:
Надо горюшку помочь.
«Три версты всего- то дали,
Хорошо бы не видали.
Обернуся я за час,
Вот оденусь и сейчас».
Шубы на стене весели.
Он нащупал еле – еле
Полушубок на стене –
Так они весят везде.
 
Всунул руки в рукава,
Только соображал едва.
Постоял он и забылся –
Ведь достаточно напился.
Но он точно помнил, встал,
Враз суму для водки взял,
Прошептал молитву Богу,
И отправился в дорогу.
Шла дорога вдоль болота,
Ему страшно стало что-то.
Ведь рассказывала сваха –
Сколько натерпелась страха:
От чертей едва спаслась,
Говорила и тряслась.
Что за ней гналася тройка,
В ней чертей сидело столько –
Штук наверно пятьдесят –
Харь козлов и поросят.
Ночью черти веселятся,
Потому их все боятся.
Мужика то звали Фрол,
Страх он всё же поборол.
И дорогой зимней, скользкой,
Пошёл в город Юрьев-Польский.
Темнота уж наступила,
Хоть ещё не поздно было.
К Фролу страх во тьме пришёл,
Он забыл, зачем пошёл.
Думал вовсе повернуть,
Но прошёл немалый путь.
«Пару верст – пройти всего-то –
Там и кончится болото –
Сразу Юрьев и кабак,
Что боялся я – дурак».
Фрол, уж больше не боялся,
Колокольчик вдруг раздался.
Он в тревоге обернулся,
Понял всё и ужаснулся.
По дороге тройка мчалась,
Она быстро приближалась.
Фрол свернул, чтоб не упасть,
И под сани не попасть.
Только тройка поравнялась,
Тпру! – команда вдруг раздалась.
И с разбега тройка стоп,
Фрол со страха сел в сугроб.
Кони были чёрной масти,
Пена брызгала из пасти,
Из глаз искры вылетели –
Таких люди не видали.
А в санях сидели, Боже! –
И козлы и свиньи тоже.
Испугался Фрол до смерти,
Были страшны эти черти.
Тройкой управлял кабан –
Он как все был тоже пьян.
Черти дружно хохотали –
Фрола очень напугали.
«Ну, мужик!» – спросил кабан,
«Ты, я вижу, слишком пьян,
Куда прешься на ночь глядя?
Заблудился что-ли дядя?»
«Нет робя не заблудился,
Тут в Ненашенском родился.
У нас свадьба на селе,
Мужики навеселе.
Я за водкой в город братцы,
Поскорей хочу добраться».
«Это дело!» – сказал хряк,
«Ты, я вижу, не дурак!
Мы тебя в момент докатим,
Хочешь за вино заплатим».
Фрол не знал, что отвечать,
Начал в сани залезать.
Тройка сразу покатила –
Вот она, нечиста сила.
Замелькали в глазах кочи,
Завизжали черти очень.
Один миг, и две версты –
В глазах кочи, да кусты.
Вот и Юрьев показался.
«Ну, мужик, как покатался?»
Фрол ответить не успел –
Из саней в снег полетел.
Тройка мигом повернула,
В вихре снега утонула.
Наш мужик в снегу валялся,
Только хохот удалялся.
Фрол от страха отошёл,
Отряхнулся и пошёл.
К кабаку он адрес знал,
Ни в первой поди – бывал.
Целовальник встретил грозно –
«Почему пришёл так поздно?»
Фрол ему всё рассказал,
И хозяин приказал
Половому в подпол лезть –
Пару четвертей принесть.
Фрол, как только загрузился,
Вмиг домой заторопился.
Вот опять пред ним болото,
Закололо в сердце что-то.
Эх! – попутчика б сыскать,
Только где же его взять?
Одному идти не шутка –
Без чертей в болотах жутко.
Ну, как встретятся опять,
Помоги мне Божья мать!
И конечно, нам понятно,
Фрол один пошёл обратно,
Средь болота по дороге,
У него дрожали ноги.
Тишина и тьма кругом,
В голове у Фрола дом.
Поскорее бы добраться,
Дома нечего бояться.
Он прошёл уж полдороги,
Меньше стало и тревоги.
Ведь осталось недалече,
Может и чертей не встречу.
Вот остался поворот,
Поскорее бы, но вот,
Снова сзади звон раздался.
«Ах ты, батюшки! – попался».
Та же тройка, те же рожи,
Испугался Фрол до дрожи.
Сердце стало сильно биться,
Он забыл и помолиться.
Тройка встала перед Фролом,
Заорали черти хором:
«Ну, давай мужик, садись!
Ты нам нравишься, кажись!»
Понял, Фрол, плохи дела –
Не дошёл я до села.
Он пытался похитрить
И чертей уговорить:
«Поезжайте братцы с Богом!
Я привык к плохим дорогам».
Старший чёрт ответил строго:
«Вижу я, ты любишь Бога.
Но сегодня я не злой,
Отвезем тебя домой.
Залезай в сани на край,
Больше рот не открывай».
Спорить с чёртом не годится,
Фрол на край саней садится,
И опять нечиста сила,
Фрола в санях покатила.
Черти рядышком сидели,
Плясовые песни пели.
Кони бешено неслись,
Крикнул Фролу черт: «Нагнись –
За сучёк не зацепись!»
Фрол немного наклонился,
Чует – ворот зацепился,
Что висит он на суку,
Страшно было мужику.
В дали хохот продолжался,
Он открыть глаза боялся.
Ну, семь бед – один ответ,
Натерпелся мужик бед.
Надо как-то изловчиться –
От сучка освободиться.
Начал Фрол смотреть во тьму,
Память вдруг пришла к нему.
Хоть темно, но всё знакомо.
Он почувствовал, что дома.
Понял сразу мужичок –
Гвоздь держал, а не сучёк.
 
А, что песни, то поверьте,
Люди пели, а не черти.
Просветилось и в уме –
Где две четверти в суме.
Фрол вошёл, с кошелкой кстати,
И сказал гулякам: «Нате!»
Зять спросил: «А где ты был?» –
«В Юрьев, только что, сходил».
Все сказали: «Молодец!
Ты герой у нас, отец!»
Снова песни заиграли,
Пили водку и плясали!
 
 
московское жулье
 
 
*Д. Песочноя – Алекс. р-н, близь г. Карабаново.
*Верста – приб. 2км.
 
От Москвы вёрст* сорок пять,
В стороне восточной,
Деревенька затерялась –
Званая Песочной.*
Бедно жили мужики,
Земли было мало,
Да и та, один песок,
Хлеба не давала.
А кормились там они
Лесом, да отходом,
Плели лапти, уголь жгли,
Пили всем народом.
Жил тогда один мужик,
Звался он Данила,
И случилась с ним беда –
Расскажу, как было.
Наш Данила уголь гнал
И возил в столицу,
У него была семья,
Успевал крутиться.
С виду был высок, плечист,
Борода, как веник.
Черный весь, как трубочист,
И всегда без денег.
Раз привез Данила воз
Угля, на продажу, –
Сразу воз купил москвич –
Не торгуясь даже.
В Москве уголь нарасхват,
Его покупают, –
В самовары, утюги,
В кузни забирают.
Наш Данила деньги взял,
Спрятал тайно в дроги,
Часть оставил на кабак, –
Отдохнуть с дороги.
В кабаке Данила сел
Смирненько, за столик,
Шапку снял и посмотрел
Ласково, как кролик.
Вот подходит половой
С длинным полотенцем.
Плут, мужик, а норовит
Выглядеть младенцем.
«Что изволите?» – спросил,
На лице улыбка –
У профессии такой
Шея очень гибка.
 
 
«Мне бы что-нибудь поесть,
Можно щей и каши,
Да с устатку посошок
За труды, за наши.»
«Будет сделано», – сказал
Половой с поклоном.
«Может принести и чай? –
Он у нас с лимоном».
Вот Данила, как купец,
Водку пьет в трактире.
Слопал щи и кашу ест,
Счастлив в этом мире.
Хорошо ему так стало –
Пропала усталость.
Выпил водку сразу всю –
Что в штофе осталась.
Он немного посидел,
Чует, что напился.
Хотел встать, но не успел,
На пол повалился.
Вот проснулся наш Данила,
Глаза открывает,
Где лежит он и что с ним, –
Сам не понимает.
Всё кругом бело, светло,–
Как в царской палате,
Во всё белое одет,
На белой кровати.
Он на руки посмотрел –
Они белу цвету.
Руку к бороде подвел –
Бороды то нету.
 
 
Почему я тут лежу? –
Что со мной случилось?
Видит дверь, со стороны,
Тихо отворилась.
Плавно женщина вошла –
Словно ангел белый.
На нее Данила смотрит,
Как окаменелый.
Локоны – как белый шёлк,
Ласкова и кротка –
Вот доводит до чего
Выпитая водка.
Думает мужик: «Беда!
Видно я свихнулся»,
И тихонько до себя
Рукою коснулся.
Вдруг услышал, наш Данила,
Как она заговорила:
«Ты, раб божий, хочешь знать,
Как сюда попался.
Умер ты и с белым светом
Навсегда расстался.
Ты, Данила, был в миру
Набожный и честный,
И попал к нам прямо в рай,
Как святой известный.
Там, в миру, ты все терпел,
Беды и невзгоды
И, как мученик прошел
Все огни и воды.
Не тужи, что белый свет,
Рано так, оставил.
К нам Иисус тебя позвал
И беречь заставил.
Не горюй и о жене,
И о детях малых.
Скоро ты увидишь их,
Так же, как бывало.
Наш Господь, вот так, решил
Сделать справедливо:
Кто несчастным в жизни был –
Будет здесь счастливым.
Ты был угольщиком там,
Денег было мало,
А здесь будешь ты богат,
В званье генерала.
Каждый здесь у нас женат,
Женишься ты тоже,
И невеста есть тебе –
Господи наш Боже.
Вот сейчас сюда придут
Иноки Господни,
В ювелирный магазин
Съездите сегодня.
Там подарки отберут
Иноки невесте,
Ты ни с кем не говори,
А сиди на месте.
Нас невеста уже ждет,
И сидит в карете».
Она хлопнула в ладоши,
Показались эти –
Двое стройных молодцов,
В военской одёже,
Поднесли ему мундир
С сапогами тоже.
 
 
Вмиг Данила был одет
В форму генерала,
У него был строгий вид,
И наград немало.
Осмотрели все его
И сказали: « браво!
Ну, Данила, молодцом
Выглядишь ты право.
А теперь пойдемте вниз,
Там нас ждёт карета.
Ты Углицкий генерал
И запомни это».
Прицепила всем она
На мундиры банты
И направились к карете,
Свадебные франты.
Вот уселись в экипаж,
Трое и невеста,
И карета понеслась
К магазину, с места.
На невесту посмотреть
Захотел Данила,
Но она лицо свое
Фатою закрыла.
Жалко стало, вдруг, жену,
Своих ребятишек.
Да, наделал ты, Данила,
С водкою делишек.
Жил в деревне, как и все,
Часто напивался.
Святым Сергия мощам
В Лавре не склонялся.
 
 
«Почему я стал святым?» –
Думает Данила.
Но додумать до конца –
Время не хватило.
Вот подъехал экипаж,
Встал у магазина,
И представилась тут нам
Такова картина:
У витрины и дверей,
Ждал гостей хозяин –
Ведь нечасто приезжает
Такой знатный барин.
Вот, с невестой, генерал
Вылез из кареты.
Не заметил продавец
Роковой приметы.
Генерал и адъютанты,
Свадебные банты.
Вот какие у воров,
Там – в Москве, таланты.
Тут, с поклоном, в магазин
Двери отворили
И к прилавкам, под стеклом,
Сразу пригласили.
Генералу предложили,
В кресле, свое место,
А покупкой занялись
Иноки с невестой.
А невеста, между тем,
Свое дело знала –
Бриллианты, изумруды,
Жемчуг отбирала.
Продавцу она сказала:
«У меня наличных мало,
Я поеду денег взять,
И вернусь вам их отдать.
Здесь оставлю генерала»
И с каретою умчала.
Был купец, сначала, рад –
Генерал это заклад.
«Вот пойду, с ним, посижу,
И невесту погожу».
Прошло времени немало –
Нет невесты генерала.
Может – далеко живет,
Но тревога настает.
Он, в волненье, через силу,
Робко вдруг спросил Данилу:
«Ваша светлость, надо вам
Расплатиться по долгам».
А Данила наш молчал,
На вопрос не отвечал.
Вот тогда-то, наконец,
Разгадал обман купец.
Он, со страха, побелел –
Словно белены поел.
В полицейскую управу,
Побежал искать управу.
Прибежал белее мела,
Рассказал, как было дело.
Что, он тоже, маху дал –
Без оплаты все отдал.
Ведь такого не бывало,
Чтоб подставить генерала.
Надо быстро подойти
И не дать ему уйти.
Не теряя время, быстро,
С ним пошел, с подручным, пристав.
Пристав вовремя успел,
Генерал еще сидел.
Пристав послужил немало,
Но боялся генерала.
Он привык на всех орать,
Не стеснялся вставить мать.
Посмотрел он на Данилу,
Ему очень страшно было.
Он рукою честь отдал,
Ваш сиятельством назвал.
«Разрешите обратиться,
Надлежит Вам расплатиться»,–
Скромно пристав доложил,
Сам от страха еле жил.
Генерал сидел, молчал,
На вопрос не отвечал.
Потому, что ведь Даниле,
Эти двое говорили,
Чтоб сидеть тут и молчать,
Никому не отвечать.
Пристав повторил смелее:
«Надо уплатить скорее».
А Данила наш сидел
И на пристава глядел.
Понял пристав – надо взяться,
В этом деле разобраться.
«Кто Вы, сударь? – отвечайте –
Ваше имя называйте».
«Я Данилой жил в миру,
Думал – долго не умру.
Вчера умер, попал в рай,
Как зовут? – поди узнай.
Мне сказали – я святой.
И жених невесты той,
Что с монахами была,
Нас карета привезла.
И велели здесь присесть,
Мне бы что нибудь поесть».
Как, все это, он сказал,
В обморок купец упал.
В полицейском управленьи
Было светопреставленье.
Как искать? И где следы?
Не минуем тут беды.
А Данилу разрядили,
Во что было обрядили.
На допросе все узнали,
И Данилу оправдали.
Больше не велели пить,
И по кабакам ходить.
Наш Данила на свободе,
Будто вновь родился, вроде.
Целый день в раю провел,
Никто лошадь не увел.
Рада как была кобыла –
Как увидела Данилу.
Ведь ни ела, ни пила,
Все хозяина ждала.
Мужик лошадь напоил,
С овсом торбу прикупил.
А потом проверил дроги
И поехал по дороге –
Из Москвы к семье родной –
К малым детушкам с женой
 
 
ПРО БЫЧКА И СТАРИЧКА
 
Не далеко от Москвы
Жил старик в деревне.
Был он не умен, ни глуп
И не очень древний.
Часто до Москвы ходил,
Продавал, что нужно.
Со старухой, и родней,
Жил он очень дружно.
Вот, однажды, он привел
Бычка на продажу.
А бычок был не большой –
Младше года даже.
Там на рынке с молотка
Только продали быка.
Стоил бык двадцать рублей.
Ставит дед бычка скорей,
На то место, где продали,
И такие деньги взяли.
«Дед! Сколько за бычка берешь?»
«Двадцать рубликов, коль хошь».
«Вот ты, дедушка, смешной,
Двадцать стоит – бык большой».
«Ну, хоть мой мой и мал, пока,
Тоже вырастит с быка».
Спросит так один, другой.
Отойдет, махнет рукой.
Подошел к деду один,
Местный, видно мещанин.
Разбитной и хитроватый,
Сразу видно – не богатый.
На бычка цену узнал,
И так дедушке сказал:
«Ты, хоть Богу помолись,
Не продашь бычка ни в жизь.
Так что, лучше собирайся
И до дому отправляйся.
Но, могу еще добавить,
Можешь здесь бычка оставить.
Твой бычок очень хорош,
Он на доктора похож.
Для такого старичка,
Переделаю бычка.
Со старухой будешь жить,
Доктор свой будет лечить».
«Это хорошо, конечно,
Но не врешь ли, делом грешным?»
«Вот те на!» – ответил тот.
«Что те в голову придет.
Да меня здесь знает каждый,
Специалист я самый важный.
Кому сапоги подбить,
А кому хомут зашить.
Вон в том доме, и подвале,
У меня все побывали.
Я бычка поставлю там.
Ну, папаша, по рукам?
Не жалей ты, в самом деле,
Приходи на той неделе.
Доктор выйдет из бычка.
Принеси нам молочка,
Да сметаны, да яичек, –
Если дома держишь птичек.
Приходи к обеду, в среду», –
Так сказал плут, мастер, деду.
Дед отправился домой
По булыжной мостовой.
Торопился, что есть духу,
Чтоб обрадовать старуху.
Дед, старухе, рассказал,
«Ну-ка, дай поесть!» – сказал.
А старуха, за врача,
Лупит деда сгоряча.
Ядовитая старуха.
Кулаком его, да в ухо.
Но потом, как говорится,
Пришло время помирится.
И пошел старик опять,
Чтобы доктора забрать.
Он пришел, куда велели,
Что ж он видит, в самом деле?
Мастер, на скамье, сидит,
Молотком в сапог долбит.
Облегченно дед вздохнул,
Хорошо, не обманул.
Мастер деда увидал,
Бросил все и сразу встал.
Рукой гвозди с губ собрал,
И приветно заорал:
«Здравствуй, дед! Сколько лет?»
«Здравствуй», – был ему ответ.
«Вот, пришел врача забрать,
За работу сколько дать?»
«Слушай, дедушка, не плачь.
Из бычка не вышел врач.
Вышел пристав, с наглой рожей,
На бычка твого похожий.
Я гляжу, что ты в волнении,
Только он при исполненьи.
Вот теперь тебя, Бог видит,
Никто пальцем не обидит».
Рукой дедушка махнул.
«Ты меня, брат, обманул!»
«Обманул тебя? – Вот здрасти.
Да ведь он теперь у власти!
Он ругает всех с плеча!
А какой толк от врача?
Успокойся от волненья,
И иди, дед, в управленье.
Как в полицию придешь,
К постовому подойдешь.
Скажешь – я пришел к Бычкову,
Что хозяин его, к слову.
Он велит тебя принять
И можешь смело забирать.
Да, насчет моей работы –
Ты принес, там в сумке, что-то?»
Дед все выложил на стол
И в полицию пошел.
Вот подходит дед к дверям –
Видит постового там.
«Ты зачем сюда пришел?
Потерял или нашел?
Или, может, кто пропал?
Или кто чего украл?
Отвечай мне, дед, – ты кто?
И пришел сюда почто?», –
Полицейский спросил грозно
И достаточно серьезно.
«Не кричи на старичков,
Нужен пристав мне Бычков.
Доложи, давай, Бычкову,
Я хозяин его, к слову».
Полицейский изменился,
Доложить заторопился.
Постучал и вошел в дверь –
Там Бычков сидел как зверь.
Разрешите доложить! –
Вас хочу предупредить.
Там, в дверях, старик стоит –
Ваш хозяин, говорит.
Пристав сразу побледнел,
Старика позвать велел.
Сам подумал: «Знать проверка».
Застегнулся весь до верха.
Встал, поправил свою шашку,
Правильно надел фуражку.
Показался дед в дверях,
Вскинул руки, крикнул – «Ах!
Харей вылитый бычок,
Меня помнишь, дурачок?
Из бычка стал человек,
А то маялся бы век.
Ты упрямый был телок –
Я силком тебя волок,
До Москвы, так утомился,
Что чуть жизни не лишился.
А теперь ты человек,
Будешь благодарен век».
Пристав слушал и молчал –
Ничего не соображал.
А, когда пришел в себя,
Заорал, он, вне себя:
«Кто, старик, тебя прислал?
Говорить так наказал?»
«Как, ты разве не бычок?» –
Спросил бедный старичок.
«На мово бычка похожа
Твоя вскормленная рожа.
Ты теленком, когда был,
Я молоком тебя поил.
Выгребал всегда навоз.
А ты рос, все рос, да рос.
Ты совсем меня забыл,
А каким теленком был!»
Пристав понял, старику,
Нужно дать по языку.
«Ну-ка, дед, садись, давай!
На вопросы отвечай!
Что ты мелешь, глупый дед!
Знаешь ли, мне сколько лет?
Сколько лет твому бычку?
Тебе ясно, дурачку?»
Пристав снова побелел,
Рассказать деду велел.
Дед, как было, рассказал,
Да и адрес показал
Того мастера, умельца,
Провернувшего то дельце.
«Что же делать?» – думал пристав.
В гневе, был он, страсть неистов.
Хотел мастера привлечь,
За хулу в тюрьму упечь.
Но остыв, стал думать думу.
Надо сделать все без шуму.
Тут огласка ни к чему.
Легче стало вдруг ему.
Деду он сказал: «Старик,
На замке держи язык.
А в Москве не зазевайся,
Никому не доверяйся».
Старика тут накормили,
И в дорогу проводили.
 
ПРО ЖАДНОГО ПОПА И ХИТРОГО ПЕТРА
 
Жил у попа работник Петя,
Батрачил он, как все на свете.
Я для примера приведу –
Читали, может, про Балду?
Петя был тоже не простак,
Он тоже был на все мастак.
Проходит год, как Петр батрачит,
Платить за службу надо значит.
Не телится поп, не мычит –
О должной выплате молчит.
Такой уж, все, попы народ,
С них деньги надо брать вперед.
Решил, наш Петр, попа лечить
И за обиду проучить.
«Нет, не уйти мне поздорову,
Я у попа сведу корову».
Поутру, как-то, все проснулись,
Коровы нет – все ужаснулись.
В поповом доме шум, скандал.
Никто ведь вора не видал.
Но поп подозревал Петра,
С ним, видно, толковать пора.
«Скажи мне Петр, как на духу,
Бог знает все там, наверху,
Ведь ты коровушку украл? –
Я это сразу угадал».
Я, батюшка, украл коровку,
Пришлось идти мне на уловку.
За год, за службу, заплати,
Верну коровку, дай уйти.
Поп затаил на Петьку злобу.
Надо на людях сказал чтобы.
Тогда его можно судить,
И за работу не платить.
Поп ласково сказал Петру:
«Пойдем-ка в церковь по утру.
Я уж корову не ищу.
Как свел – скажи и я прощу».
Поп кратко службу отслужил,
И всем мирянам доложил:
«Сейчас работник мой, Петруша,
Расскажет – вам надо послушать».
Вот вышел Петя наперед,
Как на всю церковь заорет:
«Послушай, православный люд! –
Я расскажу всю правду тут.
Коль есть, в селе, детишки рыжи –
Все от попа – наш поп бесстыжий».
Поп заорал: «Все это ложь!»
А Петр сказал: «Чего ты хошь?
Меня в тюрягу посадить? –
Нет поп, придется заплатить!»
 
 
ПРО КАЗАНЬ ДА ПРО РЯЗАНЬ
 
Было дело, царь Иван,
(По прозвищу «Грозный»),
Взял, и покорил Казань –
Был он царь серьезный.
 
По Руси молва пошла –
Больше нет угрозы.
А ведь раньше-то, как было? –
Набеги да слезы.
Какова, она, Казань? –
Вот бы повидать.
И в Рязани мужики
Стали толковать:
«До Казани далеко –
Ехать надо долго.
Там, в Казани, говорят,
Протекает Волга».
 
Вот зима уже идет,
И на Волге крепкий лед.
По широкой Волге зимник
Проторил народ.
 
Из Рязани на Казань
Выехали рано,
Двое саней с мужиками,
И все полупьяны.
 
Все по-зимнему одеты:
В рукавицы, в валенки,
В полушубки да тулупы, –
Был мороз не маленький.
 
Вот проехали полдня,
Лошади устали
И в проезжей деревеньке
Отдохнуть им дали.
 
Напоили их водой,
Привязали торбы.
И тулупами накрыли –
Не озябли чтобы
.
Сами попросились в дом –
Чтобы отогреться.
Выпить бражки, закусить
Просто – чем придется.
 
Два часа они сидят,
Брагу пьют в избушке.
Не скупятся – наливают
Хозяйке – старушке.
 
Вот, они, опять в санях,
Кони идут резво,
Ветер щеки холодит,
Скоро будут трезвы.
 
Вот и вечер наступил,
Ночь уже крадется.
Видно в поле мужикам
Ночевать придется.
 
Решено свернуть с дороги,
Не мешать проезжим.
И оглобли повернули
В направленье прежнем.
 
Там лошадок распрягли,
Задали им сена,
Сами улеглись в санях, –
Какого еще хрена.
 
Крепко спали мужики
С браги и устатку.
Едут мимо их купцы, шутят:
«Спят как сладко».
Шутки ради, повернули
Сани их обратно.
И оглобли на Рязань –
Вам теперь понятно?
 
Вот проснулись мужики,
Сани запрягают.
Что оглобли на Рязань
Они и не знают.
 
Верят мужики, что едут
В сторону Казани.
И не знают, что теперь
В сторону Рязани.
 
Вот проехали деревню,
Там, где отдыхали,
Но, по пьянке, позабыли,
Что тут побывали.
 
Так проехали весь день,
Будто всё знакомо,
И под вечер очутились
Чуть ли не у дома.
 
Даже лошади пошли
Резво, хоть устали.
Показалось мужикам –
Здесь они бывали.
 
Вон и город, вдалеке,
На Рязань похожий,
Люди встречные идут –
Все с рязанской рожей.
Ближе к городу они
Стали приближаться.
И от сходства городов
Стали удивляться.
 
« А Казань-то как Рязань», –
Кто- то замечает.
« Да, похожа на Рязань», –
Другой отвечает.
 
Тут один вскричал: «Ну глянь
Братцы! – Это же Рязань!
Вон Рязанский кремль и храм,
Вон и наши бабы там».
 
Посмеялись над собой
И разъехались домой.
 
 
 
ПОПИСКИВАЕТ
 
Шёл полк в учении походном,
Был полдень, жар с ума сводил.
Всем запотевшим, запылённым,
На ум лишь отдых приходил.
 
А по дороге каменистой
Тянулась вдаль колонны нить.
Хотелось свежести тенистой,
Воды холодненькой попить.
 
 
Полковник тоже разморился,
Хоть ехал сам на рысаке.
Трубить привал распорядился,
Обед начать на биваке.
 
Он слез с коня, отдал поводья,
Сам отошёл в тень у камей.
Его высоко благородье
Позвал к себе штабных людей.
 
Отроки горного Кавказа,
В тень, пригласили целый полк.
Все занялись обедом сразу,
Солдаты знают в еде толк.
 
Полковник наш был в настроенье,
Решил немного пошутить.
А за одно, проверить мненье,
Кто будет правду говорить.
 
Он приложился к камню ухом,
Начштаба пальцем поманил:
«Семеныч , как у Вас со слухом,
Под камнем писк я уловил».
 
Начштаба был хитрец – служака,
Умен и даже эрудит.
Послушал и сказал: «Однако,
Под камнем точно так – пищит».
 
Позвал полковник батальонных
И предложил послушать тож.
Все подполковники сказали:
«Пищит под камнем, врать чего ж».
Потом по рангам взводных, ротных, –
Полковник слушать заставлял.
Все врали, с видом благородным,
Что каждый тоже писк слыхал.
 
Полковник стал уже сердиться,
Велел ефрейтора позвать.
Этот не будет притворяться
И не посмеет так же врать.
 
Ефрейтор прибыл по приказу,
И к полковому подбежав
За три шага во «фрунт» встал сразу,
Руку в приветствии отдав.
 
Полковник тут слегка помялся.
«Сказали мне под камнем писк.
Давай-ка братец постарайся
И с этим делом разберись».
 
Ефрейтор заглянул под камень,
Послушал сверху – писка нет.
Потом рукой камень пошарил –
Смекнул, что не пошло б во вред.
 
Он повернулся к полковому
И рявкнул: «Ваш высокородь!
Осмелюсь доложить – под камнем
Попискивает что-то вродь».
 
Ефрейтор только удалился,
«Ну! Рядового мне прислать».
Вмиг рядовой солдат явился,
Пришлось от каши оторвать.
Солдат уверенно и чинно
О том, что прибыл, доложил.
Ему сказал полковник тихо:
«Ну, братец, правду покажи»
 
«Под этим камнем, мне сказали,
Что будто раздается писк.
Что это правда иль неправда –
Давай-ка братец разберись».
 
Солдат послушал камень ухом,
Проверил всё вокруг него
И по траве поползав брюхом
В раз доложил – что нет того.
 
 
 
НАУМОМ ЗВАЛИ СТАРИКА
 
Умер старик у старухи,
И проводив его в путь,
Бабка, от горя и скуки,
В церковь пошла помянуть.
 
Был у неё пятиалтынный,
Бабка к попу подошла.
Поп, как младенец невинный,
Бабку спросил: «С чем пришла?»
 
«Батюшка, умер старик мой,
Надо его помянуть».
И попрощалась с монетой –
Руку попу протянув.
 
Поп её руку направил
В свой широченный карман,
И пятиалтынный нашарил –
Скромный подарок был дан.
 
«Как прозывался покойник?» –-
Он у старухи спросил,
«Батюшка, ах, он разбойник!
Я уж не помню, кем был».
 
«Помню – звала его дедом,
Помню – звала дураком.
А коли пил он с соседом,
Била его сапогом».
 
«Ну! – вспоминай раба божья.
Может на ум и придёт».
«Батюшка, вспомнила, что ж я,
Звали Наум его, вот!»
 
 
 
СТРАШНО, АЖ ЖУТЬ
 
На каждой мельнице есть омут –
Запас воды для колеса.
Но там, бывает, люди тонут,
И происходят чудеса.
 
Сам Гоголь, в своей «Маской ночи»,
Про мельниц чудеса писал.
Что интересно, между прочим,
Он про чертей и ведьм всё знал.
 
Да! – мельница всегда загадка –
Там скрыты тайны темных сил.
Про эти тайны слушать сладко,
Того, кто ночью там побыл.
 
Один мужик, он был наш сельский,
В село Кузмадино спешил.
Был вечер, тихий, поздний, майский,
Да он, в добавок, пьяным был.
 
Он в темноте с дороги сбился,
И направленье потерял.
Домой он очень торопился,
И вдруг на мельницу попал.
 
Мужик сначала удивился,
Он речку с мельницей узнал.
С отцом на мельницу, с пшеницей,
Еще мальчишкой приезжал.
 
Давно плотину в ней прорвало,
И мельник умер от вина.
С тех пор людей она пугала,
Чертям понравилась она.
 
Звалась та мельница – «Варварка» ,
Худая слава шла о ней.
И от такого вот подарка
Бежать хотелось поскорей.
 
Мужик, наш, сразу протрезвился,
Он в темноте тропу нашел.
На всякий случай помолился
И по тропе назад пошёл.
Уж ночь настала, луна всходит,
Хохот совы и с ново тишь.
На мужика всё страх наводит,
Спасенье только в Боге лишь.
 
Он по тропе спешит скорее
От страшной мельницы уйти.
Тропинка вилась вроде змея,
Казалось, нет конца пути.
 
Вот на заросшую дорогу
Тропинка вывела его.
Он встал, подумал тут немного,
Но не придумал ничего.
 
Пошёл по брошенной дороге,
Заросшей мхом и ивняком.
И чувствует – устали ноги,
Ведь столько верст прошёл пешком.
 
Дорога шла по краю луга –
Значит река недалеко.
Кусты касались друг о друга,
Тут бы прилечь было легко.
 
Луна за тучку закатилась,
Надо прилечь и подремать.
Всё темнотой вокруг накрылось,
Придется тут до утра ждать.
 
Вот под кустом мужик улегся,
А в голове сплошной кураж.
Еще б немного и испёкся,
Вот тут и началась вся блажь.
Он меж кустов увидел омут,
Камыш и целый ряд ракит.
В таких вот омутах и тонут –
Опасность он в себе таит.
 
Луна из тучи выходила,
Как бы из пасти крокодила,
И снова светом осветила,
Было волшебно всё и мило.
 
Мужик рукой приподнял ветку,
Раздвинул куст и задрожал.
Попался, словно птица в клетку –
Он ведь у мельницы лежал.
 
Напрасно всё бежать старался,
И зря полночи проходил.
Он понял, что к чертям попался,
Что его леший заманил.
 
Осталось спящим притвориться,
Чтобы от страха не кричать.
И до утра тут проваляться,
Потом быстрее убежать.
 
Вдруг просвистели крылья уток,
И сделав круг, сели в камыш.
И было страшно, не до шуток
И – снова гробовая тишь.
 
Он ждал, вот мельница проснется,
Всё затрясется, застучит.
Из колеса вода польётся,
И водяной во тьме вскричит.
Что вот появится русалка,
И будет в воду звать его.
Русалку будет ему жалко,
И он натерпится всего.
 
Вдруг мысли разом оборвались,
И в омуте раздался плеск.
Но это утки разыгрались,
Был слышен кряк, да крыльев плеск.
 
У мужика пропала робость,
Ночь приближалась уж к концу.
Расскажет на селе он новость,
Как было страшно молодцу.
 
 
 
БЫВАЕТ КАБАКИ ГОРЯТ И НИЧЕГО НЕ ГОВОРЯТ
 
На селе пожар – церковь горела –
Видно деревянная была.
А вокруг толпа, зевак, глазела,
Ждали – догорит когда до тла.
Бабы все протяжно выли:
«Где молиться будем, боже мой!»
Мужики не очень-то тужили –
Им не жалко было церкви той.
Шёл случайно по селу Прохожий,
Городской, поди, навеселе.
Ему было интересно тоже,
Как горела церковь на селе.
Удивился, и утешить чтобы,
Подошёл к ревущим бабам в ряд.
«Разве это горе, знайте бабы,
Ведь бывает кабаки горят»
 
ДЕД ТАРАС
 
Этот случай и рассказ
Мне поведал дед Тарас.
Он в селе когда-то жил,
В город часто уходил.
Был, в то время, он не стар,
Ходил в Юрьев, на базар.
Продать овощ, молоко.
Пять, шесть вёрст – недалеко.
Как то летом, в вечеру,
Уж стемнело в ту пору,
Он в село шёл припозднясь,
Чертей ночью не боясь.
В небе не было луны,
Только звездочки видны.
Вдруг навстречу, по дороге,
Он услышал – едут дроги.
Вот уже видна подвода –
На ней троица народа.
Свернул в сторону Тарас
От греха, не ровен час.
Как подвода поравнялась,
«Тпру» – команда вдруг раздалась.
Тот, кто правил, спросил басом:
«Подработать хочешь часом?
Три рубля даю вперёд,
Получай, коль хочешь, – вот».
Тарас в городе пропился,
В миг за трёшку ухватился.
А старшой сказал: «Садись,
Ты не слабенький кажись.
Нам поможешь нагрузиться,
Тебе трёшка пригодится».
В темноте скрипят колёса,
Едут молча – нет вопросов.
Едут молча полчаса,
И не слышны голоса.
Наш Тарас, то место, знал –
Ведь в Ненашенском бывал.
Не поехали в село, повернули зная.
Сразу встали у амбара, что стоял у края.
Старший, видимо хозяин, амбар открывает.
Всех троих грузить мешки, на воз, заставляет.
Дело быстро завершили –
Все мешки, на воз, сложили.
Не прошло четверти часа –
Старший подозвал Тараса:
«Ну-ка, подь в амбар пока.
Там в углу есть полмешка».
Наш Тарас уже в сарае,
Дверь мгновенно закрывают.
Загремел в петлях замок –
Кто бы то подумать мог?
Наш Тарас, впотьмах, мотался,
Сразу понял, что попался.
Начал, было, он кричать,
Понял – лучше помолчать.
Он обшарил всё напрасно,
Что попался – стало ясно.
До утра решил дождать
И попробовать бежать.
Он в двери увидел щёлку,
Только, что от неё толку.
Был бы у него топор –
Был другой бы разговор.
В щель он стал глядеть и ждать,
Кое-что стал различать.
Вдалеке темнеет дом –
Ни огня, ни дыма в нём.
Дальше тоже есть дома –
Они видимы едва.
Летом ночи коротки,
Вот пропели петухи,
Край у неба засветлел,
А потом и заалел.
Звезды стали пропадать,
Значит – начало светать.
Дом напротив вдруг ожил –
Из трубы дым повалил.
Вот он видит огород,
Баба по росе идет.
По тропе идет, по краю,
Направляется к сараю.
Мысль пришла Тарасу вдруг:
«Возьму бабу на испуг».
Он пошарил, сколько мог,
И нашёл пустой мешок.
Приготовился Тарас –
Отворят сарай сейчас.
Загремел замок в двери,
Ну,Тарас, мешок бери.
Вот уже и дверь открылась,
В дверях баба появилась.
Ей швырнул, в башку, мешок –
Получила баба шок.
Вот, что сделал наш Тарас,
Он рванул домой тот час.
Ведь дорога, вся, знакома,
Он бежал пять верст до дома.
По округе слухи шли –
Воров вовсе не нашли.
Но вот с бабою беда –
Напугалась ведь тогда.
Вся, бывает, затрясётся
И бессмысленно смеётся.
Про неё народ гутарил:
«Пыльным, знать, мешком ударил
Ее вор по голове».
Было смеху на селе.