Притча

Стоптанной стопой ступая,

Смерть приходит к Богачу.

Говорит карга слепая:

«Я давно тебя хочу

обернуть в земные своды.

Что же ты понур и вял?

У червей свои заботы –

труд и хлеб нужны червям.

 

Такова твоя планида.

Вечный объявив шабат,

одинокие хасиды

заплутали по гробам,

и прокуренные ламы

обретают под землёй

ледяной покой нирваны –

и тебе пора домой!»

 

Но сахиб со старой спорит:

«У м-м-меня с-с-свои д-д-дела!

Ждут меня ликёр и море,

кокс и сочные тела.

Убери свои лапищи –

я ещё могуч пока!

Душу свежую ты ищешь?

Так проведай бедняка!»

 

Бычить на хозяев мира

даже Смерти не резон.

Для Харона пассажира

ищет Смерть среди промзон.

Было слово – стало дело.

В отсыревшей темноте

тускло остывает тело

на обшарпанной тахте.

 

В поле безымянный холмик;

в холмике гниёт Бедняк.

Смерть, над ним склоняясь, молвит,

соловьится так и сяк:

«Что ж ты срок мотаешь куцый

под кормилицей-землёй?

Вызревает по кибуцам –

глянь! – картофель боевой.

 

Вдоль Янцзы и Хуанхэ, б**,

рис и гаолян растёт.

Стоптанные спины-стебли

снова гнёт честной народ.

На Оке и на Кубани

зреет всякое г***о.

Дрючат шл*х мажоры в банях.

Всё цветёт и пахнет вновь!

 

Хороводами и орги-

ями балуется Русь.

Буздыряет «три семёрки»

весь безбашенный Союз.

Львовский кушает евреек –

не буквально, образно.

Солнца луч тебя согреет –

подними своё гузно!

 

Хватит в двухметровой шахте

преданно кормить червей.

Я твоей подземной вахте

положу конец. Живей!

У меня к тебе заданье:

хоть ты сторож, не палач, –

во дубовом во кафтане

пусть найдёт покой Богач»

 

Глядь – за новым пассажиром

возвращается Харон.

Богатей задушен жиром,

выросшим со всех сторон.

Зрелищем последним в жизни

для холёного дельца

стал косматый тощий призрак

в роли адского гонца.

 

В чём мораль у сказки-дряни?

А морали вовсе нет.

Смерть торжественно нагрянет,

если сдулся твой сюжет,

и кому б ты ни был нужен,

толку ноль её трясти –

в танце всех она закружит

на балу у вечности.