Поверх морозного узора

Было это во дни оны...

Как-то Мишутка видел во сне райское место. С мёдом без пчёл, с солнцем без зноя, со счастливым и радостным днём без ночи. Да так ему было хорошо там, что проснулся от радости.

 

Проснулся и пошёл искать рай на земле.

 

Ходил, ходил и набрёл на берложку, в которой жил старенький, седой, повидавший свой век Зайка.

 

Ему сразу показалось место это, каким-то светлым и радостным даже. Быть может оттого, что Зайка радовался ему от души? А может быть место было уютным и благодатным.

 

В общем, так или иначе, но Мишка остался у Зайки.

 

- Мишка, а Мишка, - говорил старый Зайка уже повзрослевшему Мишке по-дружески. - Помой-ка пол. Наша берложка хоть и невелика, но порядок всё же требует.

Но Мишка сонно урчал, туманно глядя перед собой.

- Ууу-ррр-ууу, не по мне это, Зайка, тежело, да и неохота. Погоди и сделаю, обязательно сделаю немного позже, - и Мишка поворачивался на другой бок.

 

Но и позже Мишка не делал ничего, забывая, наверное, свое обещание. Проходило время, и Зайка вновь подступал к Мише.

- Мишка, а Мишка, протри, пожалуйста, пыль, будь другом?

- Не-а, - отвечал тот, - мне некогда, у меня дела. И, лёжа на печи, жевал красивый калач.

 

Укусит кусочек и наслаждается, какой он удивительный с этого бока. Просто мёд, а не калач. Покрутит, порассматривает его округлость, место где укусил. Как зубки прошли сквозь тесто. Попробует лапой свои зубки, измеряет их лапой, потом переложит лапу на место укуса и довольный оттого, что это он оставил такой удивительный след, жуёт да причмокивает.

 

Погодя откусит ещё кусочек, пожуёт и рассуждает, немного раздражённо правда, так как с этого бока казался Мишке калач иным, не таким сладким. Когда же доедал его, ворчал ещё сильнее под нос.

 

- Совсем испортился калач. Совсем неправильный стал, вначале медовый был, а в конце и сахар пожалели, урррр-ур-ур.

 

Проходило время, и серенький Зайка, вновь дёргая Мишку за лапу, просил:

- Мишка, а Мишка, вещи-то разбросаны, убрал бы?

 

Но Мишка, дуя на морозные узоры окошка и радуясь им как дитя, отвечал:

 

- Не могу, Зайка, у меня дел по горло, или ты не видишь, что я делаю проталины в окошке? Делаю это, чтобы можно было морозным узорам вновь рисовать на оттаявших местах и много радовать нас чудесными завитушками на новый год.

 

При этом он дышал паром на окошко с характерным звуком "хааааааа, хаааа", да стирал лапой старые надоевшие узоры.

 

Но Зайка-беленький жилетик не унимался и в другой раз вновь подходил к Мишке.

 

- Мишка, а Мишка, помой посуду, мне твои лапки ой как нужны для помощи.

 

И снова отказывал Мишка Зайке, теребя сосульку у крыльца их жилища.

 

- Не могу, Зайка, или ты не видишь, что я вопрошаю восточный ветер стеклянным звоном, когда он придёт и прогонит холода, уж надоели больно и они. Так как щиплются за нос и мёдом не пахнут.

 

Опечалился Зайка тогда и говорит Мишке:

- А ты знаешь, Мишка, то, что я прошу тебя всякий раз о помощи не для себя, а для тебя, косматого.

И Зайка посмотрел на Мишку, пытаясь увидеть его чудесные глазки.

 

Но Мишка боялся этого взгляда и всегда находил повод, чтобы отвернуться от Зайки.

 

- Мугу, - ворчал недовольно Мишка себе под нос, смотря куда-то в тёмный угол, в котором кроме невытертой пыли ничего не было. Мугу, - грустно повторял Мишка, пробуя лапу на вкус. - Тоже мне сказал, для меня. А мне, может быть, и не надо это. Мне и так хорошо, - и Мишка буцнул подушку, которая свалилась нечаянно на пол с кровати. - Не хочет ничего делать сам, одно только и умеет, что заставлять.

 

Зайка же, не слыша Мишкиного ворчания, продолжал.

 

- Да, да для тебя, косматого, это и нужно! Затем, помолчав мгновение, как бы прислушиваясь к своему сердцу, поднимая подушку, продолжил.

 

- Придёт время, и меня рядом не станет, не будет ни одной близкой родной и заботливой души.

 

Появятся те, которые только и смогут что искать клады, ничего не давая взамен. В поисках пустого и бесполезного, потеряют главное - себя!

 

Они будут много уделять времени, считая звёзды на небе или рассматривая круги на воде.

 

Всё это будут делать для того, чтобы удивлять себя, умеющих считать или рассматривать.

 

А звёзды нужно не считать, а читать. Брать одну и, подражая ей, становиться такой же яркой или не очень, но звездой, даже махонькой звёздочкой! При этих словах Зайка поднял лапку кверху и с прищуром посмотрел на неё, как бы показывая размеры звёздочки.

 

Тот, Кто дал эту красоту для счёта, как многие думают, или пустого рассматривания, ждёт иного. Ждёт, чтобы мы рисовали звёзды в себе. Зажигали внутри светильники, ширили душу невообразимыми кругами любви.

 

Самый простой и проверенный способ слышать близкого тебе друга. Поможешь ему, ей, мне, и через это возгорится светильник заботы и любви. Да не то что светильник, а целая звезда! И Он поможет.

 

При этих словах Зайка замер, словно у него перехватило дыхание, и невольно поднял снова лапку вверх, как бы указывая на Творца, а другую положил себе на грудь, говоря этим, что Он в сердце, и даже закрыл глазки.

 

Хотел было Зайка ещё сказать, что в конце скинем мы мягкие шубки свои и что живём целых четыре жизни. И даже начал пересчитывать их, выкладывая на табурет под воображаемой цифрой орешек.

Один. Под сердцем у мамы .

Второй. С шубкой.

А когда шубку износим, то и без неё придётся походить. Это уже третий, получается. Да, да походить придётся так, пока Великий Портной не сошьёт нам по нашему росту новую шубку.

С новой шубкой это уже четыре орешка выходит. И Зайка посмотрел на выложенные в рядок орешки.

 

Мы будем словно та самая звёздочка на бескрайнем небосводе у Великого Портного.

 

Да подумал Зайка, что Мишка не слушает его.

А Мишка и действительно не слушал Зайку, ему казалось, что у Зайки нет никакой любви, а уж тем более внутреннего, хоть маленького, светушка. Потому и неинтересным это было и неважным по сравнению с тем, чтобы коготочком поверх морозного узора на стёклышке нарисовать шишку.

 

Зайка же смотрел сквозь шишку на морозном окошке и говорил глубоко в сердце:

- Слава Тебе, Великий Портной, ты даёшь чудесное для нас, ставишь посреди тех, кто сделал бы нас лучше, светлее, добрее, мудрее.

 

При этих словах явился Свет, зажигая светильник Зайки, который до этого момента постоянно гас.

 

По всей вероятности недоставало в нем масла, и вдруг в их берложке стало светло-светло. Настолько светло, радостно и сладостно, что в какой-то момент Мишка испугался этого света.

 

А через мгновение подумал, что это свет сквозь его уже нарисованную шишку так просочился к ним извне.

 

Мишка даже заурчал от удовольствия, будто лапой достал мёд из горшочка и отправил его радоваться себе в рот.

 

А потом стал подумывать, как бы так тайно помочь Зайке по хозяйству. К примеру, помыть пол или приготовить ужин.

 

В это мгновение вдруг маленькая крохотная слезинка появились на его глазах и прокатилась вниз по щёчке. Он её смахнул лапкой, но за одной слёзкой появилась вторая, третья и поток их было уже не удержать.

 

Казалось, что где-то глубоко внутри открылся целый источник слёз, который до этого долго, долго спал.

 

На самом же деле, Господь сокрушил камни сердец в этой маленькой уютненькой берложке, показывая великое в малом, чудесное в простом.

 

Конец.