Голос
Не липнет к стенам почему-то вечность…
Побеленным. Достань шелка сперва.
Твой голос пробегает, не замечен,
Под знаменем пустого озорства…
И в мизерной, неуловимой дозе –
За дальностью увидишь или нет? –
Тебе сигналят азбукою Морзе
С туманных поэтических планет.
По-разному… то жалостно, то глухо,
То радостно… но не одно из двух.
И словно ученик Большого Уха
Мультяшный, настораживаешь слух.
Я слышу белый шум определённо
И песни в унисон издалека.
Там ветра стон, на вышептанных кронах,
Мембраною не чуемый пока.
Таящийся во тьме неясной тенью…
На мировой не выведен дисплей…
Неведомый, за реками забвенья,
Скрывающийся в Нави от людей.
Но ты храни за перекатом где-то,
Отчаянью не сдавшийся во власть,
Зов сердца, что подвластно лишь поэту
По внутреннему слуху распознать.
По телеграфу нервов, по пунктиру
(И благо бы не выбыл адресат)…
Как гром, что прокатился над Пальмирой
Десятки тысяч лет тому назад.
И пусть чистейшим звоном, без репоста,
Твой голос мне однажды прозвенит!
Я знаю, как бывает всё непросто:
Ангина, задымлённость, фарингит…
Устало сердце. Вылилось на крыши
Дождём… У городов промозглый нрав.
А ты не бойся… плачь! И пусть услышат
Лишь только ночь и чернядь поздних трав…
Но вдруг?.. – не из тринадцатой палаты –
В эфире предрассветной тишины,
Твой голос донесётся до медбратьев,
Исколесивших за ночь пол-Москвы.
Взметнётся стайкой листьев на перроне,
Прокрадываясь сквозь вороний крик.
От спуда забытья очнувшись, вздрогнет
В каталке, с тишью свыкшийся старик.
Протоном пронесётся во вселенной,
Запутается в Млечной бороде.
И чай прольёт мечтатель на колени,
И насмерть пригорит в сковороде.
Да, уязвим, как ты. Как ты, не вечен.
Твой голос – это ведь и есть ты сам!
Жаль, часто причисляют к сумасшедшим
Нас, тех, кто слышит эти голоса…)
