НА СМЕРТЬ ШУКШИНА

НА СМЕРТЬ ШУКШИНА

 

Я бы выжал слова из просоленной потом рубахи!

Я бы срезал сейчас – по-мужицки – как сено коса!

Только вдруг онемел, словно жалкая жертва на плахе.

Горе-горькое пью и в бессилье стекает слеза.

 

А на выселках бань – поселением красным калина.

А на грохотах рельс – «печки-лавочки» под разговор.

А на воле – туман, что «у озера», в старой в картине.

А на сердце Шукшин – он один – сам себе режиссёр.

 

Я бы грохнул стакан за помин его раненной сути

Я бы матом покрыл всех и каждого из Госкино

До Москвы – не достать, а от водки досадливо мутит

Я, такого другого, не испытывал горя давно

 

Как же мог он достать, просто так, до нутра, до печенок!

Как же мог рассмешить, да по-свойски, по-русски, сказать!

Не сказать, что красив или, шибко уж, голосом звонок,

Но, по мощи нутра, никому-то его не достать!

 

Здесь на выселках бань, – по традиции, красным калина.

А на грохотах рельс – «печки-лавочки» под разговор.

А на воле – туман, что «у озера», в старой в картине.

А на сердце Шукшин – мой кумир – сам себе режиссёр.

 

Он ушел, и сейчас, стало ясно, чего все боялись.

Он был русский мужик, а страна вся была за него.

И вот нет Шукшина. Люди, люди, так с кем вы остались!?

Вот Высоцкий уйдет и – не будет, уже, н и к о г о !!!

 

Бурятия. Заиграево.

1974.