декорации
все банально все как обычно
сигареты и пошлый кофе
зажигалки затмили спички
как письмо социальный профиль
не имею почтовый ящик
ящик компа меня имеет
пусть алкающий да обрящет
хлеба веру а лучше денег
я нашла на дороге дядьку
старый дряхлый и взглядом колет
как-то мимо и непонятно
гений псих или алкоголик
подошла как дела приятель
шел куда или так гуляешь
а он мне говорит некстати
ты по аглицки понимаешь
достает из кармана книжку
я как глянула - обомлела
год издания аж три тыщи
и язык был какой-то левый
дядька пялится и спокойно
достает мне вторую книгу
и читает смешно по-своему
точно думаю забулдыга
ну а че, человек он все же
я хватаю его подмышки
и вдруг чувствую заморожен
словно бройлер глаза - ледышки
а он ржет и вставать не хочет
все бубнит вот такая лажа
голос - сорванный колокольчик
запах - будто во льду параша
я звонить онемели пальцы
в голове пустота и холод
а мужик перестал смеяться
будем мне говорит знакомы
все решила пора мне в дурку
не хватало галлюцинаций
говорю с ледяной фигуркой
в шуме праздничных декораций
Автобус опоздал на пятнадцать минут. Прыгая поочерёдно на правой-левой, прикуривала сигарету от сигареты, создавая иллюзию тепла и очага. И ехать-то минут десять от силы. Дольше ждала эту раздолбайку. Но пешком идти неудобно, потому как не то что тротуара, тропинки кривой не было. А на обочинах сугробы метровые. Топать же по проезжей части, коею с трудом можно назвать таковой, сильно небезопасно.
Пазик, обмороженный и зачуханный, косолапо подрулил к остановке. Бабулька, что мытарилась вместе со мной в ожидании автобуса, с ходу вгрызлась водиле в мозг. Тот упёрся взглядом в заметённую снегом дорогу и на раздражитель не реагировал. Бабуля иссякла, плюхнулась на сидение, обтянутое драным дерматином, сняла допотопные варежки, принялась, разбрызгивая слюну, дуть на окоченевшие пальцы.
В салоне полумрак. За окном - задолбанные люди, яркие огоньки машин, беззубая улыбка луны. Ничего больше. словно вокруг всё вымерло, вымерзло, ушло под землю.
Заблудившийся светофор вздрогнул расколдованным принцем и выпучил кровавый глаз. Автобус, как ни в чём ни бывало, проковылял мимо. Бабулька вроде открыла рот с намерением гавкнуть на слепого водилу. Но тот, зыркнув исподлобья на неугомонную старушенцию, вдруг заорал во всю глотку: " Нас хрен догонишь!" Бабка так и осталась сидеть с отвисшей нижней губой.
Тётка в окне, с лицом, перебитым по диагонали светом от фар встречных машин, не двигаясь неслась вместе с нами с другой стороны окна. Да там полно было народу. Принялась разгадывать, кто есть кто.
Ну, с тёткой понятно. Либо продавщица из привокзального ларька, либо вахтёрша в школе. Есть у них неуловимо общие черты и манеры. Глаз, как детектор лжи. Всё видит.
Рядом сидит (или бежит) старикан. Бодрый такой, кряжистый. На боровик похож. Очки. Дужка перемотана изолентой. Замызганная "побирушка", ну, и как водится, обувь неопределённого предназначения, "прощай молодость" называется. Дедок, сто процентов, какой-нибудь "майонез". Младший научный сотрудник в переводе. А может и круче, в прошлом, конечно, Сейчас, наверняка, живёт один. а дети зовут к себе. Но дед не сдастся. И правильно сделает. Потому как не нужен он им, а жилплощадь его манит, на сделку с совестью так и толкает.
На заднем сидении - пацан. Лет двенадцать ему. Может меньше. Шапка. Капюшон. Очки. Наушники. Уткнулся в телефон. Глаза, как у окуня, - красные, огромные. На что угодно могу поспорить, слушает либо психоделику, либо того "хуже", классику, скорее всего в современной обработке. Умён, но учится так себе, ни шатко ни валко. По поведению сплошные неуды, ибо дерзок и своеволен (и это прекрасно!).
Возле водителя, держась за залапанную подпорку, словно за шест в стриптиз-баре, мотыляется деваха. Без шапки, шубка едва до талии доходит. Далее примитивно до тошноты: юбка-написьница да сапоги до ягодиц на убийственно огромном толстом каблуке. Нда. На таких копытцах да по ухабам...Будешь тут мотыляться. Девка глупая немного, но добрая и простая, а глупа по молодости лет. Потенциал есть. Если не скурвится - всё будет чики-пуки.
Пазик хрюкнул. приткнулся к сугробу, Дверь забилась в судорогах, пытаясь открыться. Дала ей смачного пенделя со знанием дела, кивнула водиле, на что тот мило оскалился и поднял вверх открытую правую ладонь, выпала в темноту.
Пнула дверь в обратном направление. Она благодарно пискнула, закрылась.
Раздолбайка потащилась дальше, подпрыгивая и гремя ржавым железом. Убогая. Скрюченная. Пустая.
Еле заметная тень с заднего сидения вяло махнула мне на прощание.