И ещё одна луна

Внезапно я проснулся

и приподнялся над жизнью своей,

словно цветок - над чьей-то позабытой могилой.

И первое, что я увидел,

была седина ниспадающих мне на грудь прядей луны.

 

Эй, фонарик романтиков!

Что ты делаешь здесь, в мире темноты?

Ни осветить, ни согреть его ты не в силах.

Учёные считают тебя холодным камнем,

а поэты сравнивают с мутным зеркалом, в которое глядится солнце,

но не видит ничего, кроме вечных снегов.

Или с бабочкой смерти,

подлетающей к бессонному окну старика...

 

Не слушай их, луна!

Не жди сочувствия от тех,

кто ни разу не задал тебе очевидного вопроса:

«Оттого, ли ты остыла, милая луна,

что никто не нуждался в твоём тепле и свете?»

 

Почему же я понимаю тебя?

Не потому ли, что знаю простую истину:

пусть я змей, пусть навозный червь – разве можно,

чтоб рождённый на земле не отведал любви?

Разве можно, чтобы ночь не пригубила луны?

 

Итак, я поднимаюсь над пространством и временем,

как белый цветок - над кладбищенской скорбью,

и заливаю ночь молочными струями своей тоски по солнцу.

 

Смотри: я встаю!

Голова пробивает мембрану тьмы,

и к моим губам слетаются бездомные души,

у которых не осталось ничего, кроме крыльев.

Ноги упёрлись в окаменевшее время,

и о них разбиваются волны тысяча второй мировой войны.

А где-то между мирами,

между безмолвием и суетой,

затерялось моё крохотное сердце.

 

Я гляжу на далёкую планету Земля:

вон там, среди леса,

светит мне окошко того поэта,

которого я люблю.