КАРАНТИН (часть двадцать первая)

День девятнадцатый. 5 апреля 2020 года.

 

 

 

 

Жил Фака в торговом районе, неподалёку от синагоги.

Кварталы в этом районе представляли собой архитектурную пересортицу, в которой классическая неоколониальная архитектура соседствовала с какими-то трущобами и тут же сменялась конструктивистскими постройками с расписанными непристойными граффити подворотнями.

Людей на улицах практически не было, и полиция дважды проверила у Факи пропуск, прежде чем они добрались до его места. Автомобиль остановился у подъезда весьма приличного кирпичного четырёхэтажного недостроенного дома. Очевидно, проектом предполагался ещё, как минимум, один - пятый - этаж, где виднелась какая-то строительная арматура, баки, корыта и прочие рабочие принадлежности.

Дом был плотно зажат между двумя соседними разной этажности зданиями.

Дом слева был трёхэтажным, и был словно сложен из одинаковых по размеру разноцветных кубиков.

Здание, стоящее справа, было двухэтажным. Обращало внимание то, что крыши обоих домов также не были достроены.

Жена Факи оказалась маленькой приятной негритянкой с короткими густыми и жёсткими, как щётка для обуви, каштановыми волосами. Звали её Джин.

Помимо семьи Факи в доме, как выяснилось, жило ещё довольно много народу.

На первом этаже в комнате, отделённой занавеской от лестницы, проживали пожилые интеллигентные родители жены, брат Джин с многодетной семьёй занимал второй этаж, на третьем обитал сам Фака с женой и двумя маленькими детьми, а на четвёртом жил Тим, молодой бритый наголо студент, брат Факи.

 

- Вот, маса, Ваша комната, - сказал запыхавшийся Фака и поставил тяжёлый чемодан, который он с трудом втащил по крутой узкой лестнице на четвёртый этаж.

- А где моя отдельная комната? - деловито поинтересовался Уткин, осматривая большое помещение без следов какой-либо ещё двери.

- Это и есть Ваша отдельная комната, - уточнил Фака. - Тим вам не помешает. Он студент. Всё время учится. Вы его даже и не услышите.

 

Делать было нечего.

Уткин пожалел, что не принял предложение Иисуса, и стал осматриваться, куда бы сложить вещи.

Тим оказался невероятно весёлым и болтливым парнем. По-видимому, он не умел молчать как и не умел просто разговаривать. Рот его не закрывался ни на секунду.

Но главное, о чём бы он ни говорил, что бы ни рассказывал, он постоянно отпускал идиотские шутки, и сам же давился от смеха.

 

Комната была большая, площадью не менее 500 квадратных футов.

В центре комнаты стояла громадная кровать, вырезанная из красного дерева под балдахином, вероятно, времен распада Китары (древнее восточно-африканское государство). У стены стоял изящный журнальный столик, на котором красовалась фарфоровая статуэтка крадущейся пантеры, узкое маленькое окно было закрыто плотными жалюзи, сквозь которые проникало тем не менее достаточно света, на подоконнике царил хаос из бутылок пива и рома.

И здесь же в углу стоял старый мятый диван, покрытый протёртым пледом.

Судя по всему, этот угол вместе с диваном предназначался Уткину.

В углу напротив находилась плита и посудный шкаф, а в третьем углу за занавеской располагался крохотный покрытый дешёвой кафельной плиткой туалет, площадью не на много превосходящий собачью конуру. По-видимому, до переделки под санузел это был небольшой стенной шкаф.

 

Для грузного Уткина поход в туалет оказался серьёзным испытанием.

Здесь же в туалете обнаружился душ. Его конструкция была и оптимальна для столь незначительного пространства, и невероятно остроумна. Душ находился непосредственно над унитазом. И чтобы его принять, следовало открыть крышку, прочно устроиться на толчке, убедиться, что дверная клеёнка, прикрывающая туалет, плотно задёрнута и заправлена внутрь, затем надо было дёрнуть за свисавший с потолка длинный шнурок, и тогда сверху низвергалась струя обжигающе горячей воды. Вода, как оказалось, лилась из бака, водружённого на недостроенном верхнем этаже дома, и нагревалась естественным солнечным теплом. Потому, посоветовал Тим, принимать душ лучше всего ночью или рано утром, когда вода остынет до приемлемой температуры.

 

Как бы там ни было, после двух недель палаточного карантина Уткину не терпелось принять душ.

Поэтому, кое-как разместившись в отведённом ему углу, рассовав часть вещей в свободные ящики скрипучего комода, он взял полотенце и ушёл в туалет.

Здесь, рискуя получить ожоги и одновременно сломать ногу, извиваясь над унитазом под струёй кипятка, как кобра под дудочкой факира, он кое-как всё же смог помыться.

Когда он закрыл кран и уже был готов вернуться в комнату, чтобы переодеться, то явственно услышал доносящийся из комнаты женский смех.