Вера
В Лете летняя тишь, расстилается морем вереск.
Баба Вера когда-то учила стрелять, не целясь,
убивая лишь сердцем, тушить, бинтовать и печь, —
а вторая, помладше, заведовала словами,
сказки с былью сплетала на спицах; песок и камень
превращала в сады, разливаясь, живая речь.
Реки скрылись в гранит.
Жизнь по детству прошлась на танке.
Город тянется к солнцу, и скатертью-самобранкой
расстилает кафе, супермаркеты и ларьки,
горы стразов и вин, бесполезно-прекрасной снеди...
Мне бы скрип хлебовоза, да только он всё не едет,
безнадёжно застрял в пробке имени Ильича —
лучезарных восьмидесятых, потерянных девяностых,
не попав в наш постап, в мясорубку, где каждый остров
без руля и ветрил, и на траверзе ни луча,
ни пера, ни покрышки — всё пусто, черно и сухо.
Заливает июль темноту тополиным пухом,
обратив в серебро замолчавшую гладь строки,
воскрешая истёршийся мир, оживляя тени...
Выходя из воды
в жёлтый дом, божий дом, или дом питейный,
ставлю свечку за здравие или за упокой —
славься, милая тётушка Софья, и обе Веры!
...я, по правде, ни в мудрость, ни в рай, ни в слова не верю,
но живу, потому что они до сих пор со мной.
