Прошлая память

Вячеслав Левыкин
 
Прошлая память
 
Он заблудился в бездне времён…
Н. Гумилёв
 
Не пора ли напастям покинуть меня,
Повернуться спиной к окнам дома родного?
Сколько можно каштаны таскать из огня,
Возле моря стоять подле ветра сквозного?
 
К тёплым странам не плыть, провожать теплоход
Сиротливой рукой и с сосущей тоскою.
Мастерить то ковчег, а то каторжный плот,
Да и лечь на покой под сосновой доскою.
 
Как любой человек ощущаю предел,
Старость лучше встречать на Лазурной Ривьере.
- Ишь, чего захотел! - ветер мне просвистел.
Я захлопнул за ним заскрипевшие двери.
 
Но он в фортку влетел и сквозь шторы проник:
- Никогда, никогда ты её не увидишь.
Посмотри на себя, ты уж скоро старик.
И покончим наш спор. Смерть чужую приблизишь! -
 
Не хочу, чтобы кто-то во сне умирал,
Чтобы я был причиной такого исхода.
Ветер горя и знаний меня доконал,
Как древесный червяк из созревшего плода.
 
- Отчего же, скажи, ей дано умереть?-
Я шептал, как в бреду, у порога ночного.
- Оттого,- был ответ, - что ребёнка иметь
Ей захочется вдруг от поэта земного.
Помоложе тебя лет на тридцать она,
Твоё семя её искалечит, как стебель.-
 
И я понял, что это большая вина.
Уходя, ветер дверь мою вырвал из петель.
 
Ярость ртутью в крови у разгневанных сил,
То стоишь на ногах, то в кусты головою.
Чем же я с детских лет мир небес прогневил,
Что за мной по пятам хрипы волчьего воя?
 
Я оставил жену и друзей позабыл,
Без отца подрастал сын в московской квартире.
Что ж ты, ветер, опять над осиной завыл,
Как в морозном дощатом тюремном сортире?
 
Я не трону её, я пройду стороной,
Как грибные дожди стороною проходят.
Только ты хоть во сне наклони надо мной,
Пусть улыбка её скулы дрожью мне сводит.
Мне лицо незнакомое надо узнать,
Может в жизни другой мы когда-то встречались.
Может дочь мне она, может прошлая мать,
И лет двести назад на причале расстались.
 
В прошлой жизни Германию я покидал
И в Австралию плыл на торговом фрегате,
Но в пути заболел, - то стонал, то кричал,
Разметав всю постель и ругаясь некстати.
Меня за борт хотела команда списать,
Потому что их врач-алкоголик из ссыльных,
Как язычник, решил чуть живого отдать
На съеденье акулам огромным и сильным.
 
Плыл тогда из России один генерал,
Молодая жена его сопровождала.
Вот она и спасла. А потом я попал
К ним в поместье на склоны седого Урала.
Жил в Поволжье, затем управляющим был.
Когда нажил детей, под Смоленск укатили.
Я могилу свою отыскать позабыл,
Но останки в Германию не возвратили.
 
Вновь ожил, как поэт. И за это в тюрьму
Диссидентом попал по решенью гебистов.
Отсидев, злобно плюнул в якутскую тьму
И вернулся домой в стольный град ненавистный.
За полвека всего превратилась Москва
В центр чиновничьей власти на страх всем народам.
А была ведь купеческой, знала слова
О годах урожайных или недородах.
 
Разошёлся с женой, девок брал, как берут
Их мужчины здоровые лишь для постели.
Понимал, если главное в жизни мой труд,
То стихи равноценны должны быть метели.
Что дано, то наступит. Не в силах никто
Отодвинуть события, как наважденья.
В подтверждение слов я надену пальто,
Обрывая несносное стихотворенье.
 
1991 г., Щвайнфурт, Германия
 
© Copyright: Вячеслав Левыкин, 2012