Чайник засвистел как-то нехотя, с каким то внутренним надрывом. Словно пытался превозмочь неимоверно непреодолимое для него препятствие. «Засвистел, свистун мой!», - произнёс вслух Акимыч и зашаркал старыми тапочками по полу в сторону кухни – «Сейчас я тебя выключу, дружок мой. Денег и так не хватает, а ты ещё свистишь, как в кружке Дома пионеров по художественному свисту». Одиночество приучило старика разговаривать не только с одушевлёнными собеседниками, но и с разными вещами, которыми он постоянно пользовался. И у каждой вещи было своё прозвище, свой характер и свой внутренний мир, придуманный их хозяином. Благодаря этому, Акимычу не было так одиноко. А по вечерам он общался с бродячими собаками, которых подкармливал по доброте душевной. Так и жил старик, воспоминаниями, и делился ими с тем, кто мог выслушать. В его случае это были собаки, молчаливые и благодарные слушатели баек Акимыча. Заварив чай, Акимыч накрыл заварник полотенцем, чтоб напарился, взял со стола миску с сухарями и вышел на улицу, где его уже ожидала свора хвостатых друзей.

Высыпав содержимое миски собакам, Акимыч, привычным движением, извлёк из кармана кисет, и, расположившись на скамейке, принялся аккуратно сворачивать козью ножку.

Выпустив из-под усов добрую порцию табачного дыма, старик неспешно начал очередную жизненную историю…

Дело было уже после того, как союз нерушимый всё-таки рухнул. Зарплату людям платили копеечную, да и то с перебоями. А жить надо было. Детишек кормить. Совхозы да колхозы распустили, оборудование растащили. Нехорошее время было, ой нехорошее. Объявились пункты по приёму металла. Ценился особенно цветной. Медь, бронза, латунь, алюминий. За него много можно было денег выручить. Только где ж его взять то, в таких количествах. Негде, одним словом. Но охотников за металлом развелось, как блох на доброй псине. Чего уж говорить-то.

В то время в соседях у меня жил молодой парнишка, Сашко. Работы, как и у всех вокруг не было. И решил он присоединиться к армии железо копателей. На старой ферме был вкопан в землю высоковольтный трёхжильный кабель. То ли медный, то ли алюминиевый, не скажу точно, не знаю. Как Сашко про тот кабель узнал? Тоже не ведомо. Но факт в том, что собрался он на ту ферму за тем самым кабелем. Никого не предупредил и пошёл один. Ночью. Чтобы, стало быть, скрытно и без свидетелей. С собой прихватил штыковую лопату и остро отточенный топор, на длинной деревянной рукоятке. Его отец сделал тот топор, чтоб мясо рубить. Но мясные времена прошли, и топор пылился в сарае, пока не попался на глаза Сашку.

При помощи фонарика, Сашко нашёл конец кабеля, торчащего из земли и присыпанного разным строительным хламом. Видимо кто-то припрятал до поры. Но у него это плохо получилось, так как на сцене появился Сашко. Пройдя по направлению, куда шёл кабель, несколько метров, наш герой, раскопав продолжение кабеля, решил, что такой кусок он дотащит без проблем и, размахнувшись отцовским топором, рубанул по оплётке кабеля. Грохот был жуткий, вспышка как при взрыве, за которой последовала полная темнота и в ушах зазвенело. Сашко даже понять ничего не успел, а в его руках дымился кусок, оставшийся от топорища. Самого топора не было. Видимо расплавился при ударе. Несколько минут Сашко слушал звон в ушах и соображал, что же это было. А было то, что кабель никто не обесточил и просто присыпал конец мусором от греха подальше. Никто ж не предполагал, что нагрянет юный копатель.

Слава Богу, всё обошлось, но желание добывать металл у Сашка не пропало. Не тот характер. Зато наука была на всю жизнь, чтоб не лез ни куда, не проверив прежде безопасно это или нет. Да ещё за топор от бати влетело. Вот это трагедия.

Акимыч докурил самокрутку, и, встав со скамейки, направился к дому. Было поздно и хотелось спать. Только уснет или нет, старик не знал. Бессонница, как и одиночество, приходит без приглашения, вместе с возрастом.