Сколько нам осталось?
Посвящается одной музе,
вытащившей меня из пучины
Я знаю – не укрыться от беды
словами нерассказанных историй.
Я видел, как калили череп сны
всем тем, кто леденеет на постое,
всем тем,
кто горделиво так решил
принять удар умученных признаний.
Смешно молчать –
о том, что выше сил.
Смешно кричать –
в опроверженье знаний.
Слова, как воры, лезут по стене
размякшего,
казённого рассудка.
Их командир (опять навеселе)
устал глядеть в решётку n-цать суток.
“Ты ждёшь меня?
Да-да, уже лечу!” –
Чуть шевеля разбитыми губами,
шептал он сам себе…
А я молчу.
Что говорить, коль всё это – не с нами?
Не мы с тобой дымим в одном котле
в кипящей смеси добрых побуждений.
И – уж конечно! – я не на коне
(плетусь пешком под сенью откровений).
Да… я – не я,
И ты – уже не ты,
а звёзды глаз – лишь отраженье неба.
И мир с войной не стоят суеты,
и разум гнёт мечи калеки-гнева.
Так говорят –
бомжи и мудрецы,
раздутые от власти богатеи.
Так говорят –
и Девы, и Стрельцы,
и мы с тобой, конечно же… не верим?
Сжигает спины свет прожекторов,
за транспортёром мчатся катафалки.
Слова бегут подальше от дорог,
безумно хохоча –
“Ах, как нас жалко!”
Вокзалы. Ночь.
И темень городов.
В пустых глазницах окон тлеет зависть.
Конечно же, я помню –
это сон,
Но… чёрт возьми,
что значит эта радость?
Сидим. Молчим.
Расстреляны слова,
и Бог вползает в душу командира.
Оставим их –
у них свои дела:
решать судьбу не человека – мира!
Я скомкал все границы бытия,
ты подожгла их искоркой надежды.
Смеётся жизнь –
опять всех провела!
И, пот стерев со лба, готовит клещи…
Секунды – как удары молотка,
“Ты не считала?
Сколько там осталось?”
Улыбка. Взгляд.
И всполохом огня
всего лишь пара слов –
такая малость!..
вытащившей меня из пучины
Я знаю – не укрыться от беды
словами нерассказанных историй.
Я видел, как калили череп сны
всем тем, кто леденеет на постое,
всем тем,
кто горделиво так решил
принять удар умученных признаний.
Смешно молчать –
о том, что выше сил.
Смешно кричать –
в опроверженье знаний.
Слова, как воры, лезут по стене
размякшего,
казённого рассудка.
Их командир (опять навеселе)
устал глядеть в решётку n-цать суток.
“Ты ждёшь меня?
Да-да, уже лечу!” –
Чуть шевеля разбитыми губами,
шептал он сам себе…
А я молчу.
Что говорить, коль всё это – не с нами?
Не мы с тобой дымим в одном котле
в кипящей смеси добрых побуждений.
И – уж конечно! – я не на коне
(плетусь пешком под сенью откровений).
Да… я – не я,
И ты – уже не ты,
а звёзды глаз – лишь отраженье неба.
И мир с войной не стоят суеты,
и разум гнёт мечи калеки-гнева.
Так говорят –
бомжи и мудрецы,
раздутые от власти богатеи.
Так говорят –
и Девы, и Стрельцы,
и мы с тобой, конечно же… не верим?
Сжигает спины свет прожекторов,
за транспортёром мчатся катафалки.
Слова бегут подальше от дорог,
безумно хохоча –
“Ах, как нас жалко!”
Вокзалы. Ночь.
И темень городов.
В пустых глазницах окон тлеет зависть.
Конечно же, я помню –
это сон,
Но… чёрт возьми,
что значит эта радость?
Сидим. Молчим.
Расстреляны слова,
и Бог вползает в душу командира.
Оставим их –
у них свои дела:
решать судьбу не человека – мира!
Я скомкал все границы бытия,
ты подожгла их искоркой надежды.
Смеётся жизнь –
опять всех провела!
И, пот стерев со лба, готовит клещи…
Секунды – как удары молотка,
“Ты не считала?
Сколько там осталось?”
Улыбка. Взгляд.
И всполохом огня
всего лишь пара слов –
такая малость!..
