Я буду счастлива в прошлом (н.фантастика)
15 ноября 2000 г.
– Да не дергай так, торопыга! Видишь, опять петля убежала. Смотри внимательно, спицей цепляй ниточку и в петлю к себе под низ протягивай. Видишь, изнаночная получилась. Лицевая петля сверху от себя, а изнаночная снизу к себе. Поняла, вертушка?
– Поняла. Бабуленька, миленькая, а давай, я потом довяжу? Фильм ну страшно интересный. «Назад в будущее» называется.
– Да, иди уже. Я пока вареников налеплю.
– Ты разве не хочешь посмотреть?! Пошли!
– Нет, солнышко, я его уже видела…
В маленькой уютной кухоньке на плите в красно-белой кастрюле кипит вода. Екатерина Ивановна заворачивает белые творожные комочки в тонко раскатанное тесто и бросает в бурлящую жидкость. Сыто урчит холодильник, на стене ходики отсчитывают секунды, время….
5 марта 2045 г.
Ровно в девять открывается дверь лаборатории и вплывает… нет, не начальник, а зам этого великого человека. Всем начальникам положено спать до тех пор, пока подчиненные не придут сначала на работу, потом в себя. Пока они не напьются кофе и не обсудят вчерашние новости.
В течение получаса подгребают эти самые в разной степени подчиненные. Ей интересно по лицам, одежде, прическам угадывать события их недалекого прошлого.
Сонечка в парикмахерскую ходила, окрас боевой меняла. У этой в личной жизни всегда штормит. Любые катаклизмы всегда прибивают её к богатому, щедрому берегу. Но ненадолго. Сашка опять пьянствовал, вон какой опухший, и глаза, как у вурдалака. Жалко парня. Уже вторая жена бросает.
– А где у нас колба Энглера? Тут вчера ставил.
Этот вопрос в никуда вообще-то адресован ей. Она вылезает из своего закутка, подходит к столу и передвигает стеклянную емкость на тридцать сантиметров левее, чтобы она оказалась в области периферийного зрения аспиранта Саши.
Она – уборщица. Числится лаборанткой в экспериментальной лаборатории хронопостстральных исследований. Работает в этом НИИ уже, страшно сказать, тридцать семь лет. Но спросите любого из этих неопознанных гениев, как её зовут! Никто не скажет. Раньше она была для них «Эй, девушка», сейчас просто «Эй», потому как пятидесятилетних девушек, даже невидимых, не бывает.
Да, она – человек-невидимка. Ее просто не замечают. Она не обижается. Наоборот, благодарна. Она так и не научилась быть с кем-то вместе. Ее никогда нигде никто не замечал. И правильно, ведь если заметишь убогую, её же придется жалеть. К ней привыкли, как к старому шкафу или вентилятору в потолке. И она привыкла к этому.
Ей неудобно, когда кто-то заводит с ней разговор, начинает расспрашивать о её жизни, заглядывать в глаза. Она краснеет, теряется так, что заговорившему человеку самому становится неловко.
Какая жизнь?! Нет ее. Вернее по сути-то есть, но не стоит она чьего-то внимания, не достойна. Её настоящая жизнь, едва начавшись, закончилась более полувека назад, когда умерла мама. Трехлетняя Катенька оказалась в детском доме.
5 декабря 1994 год
Уже полгода жила Катюша в этом большом страшном доме. Она еще видела во сне бабочек на кухонных занавесках и хитрую морду кота Феликса, жующего тайком традесканцию на подоконнике, но уже выучила имя-отчество главной воспитательницы.
Она еще помнила мамины сказки перед сном и поцелуй в кончик носа, но уже не плакала, когда ночная нянечка привязывала неугомонных «вертунов» к кроваткам. Катя еще с надеждой провожала взглядом всех тетенек, проходящих мимо сетчатого забора, но уже не верила в Деда Мороза потому, что он так и не вернул ей маму.
Она научилась прятать свою пластмассовую Барби в самые потайные места, чтобы ее не нашли другие дети. В детском доме все игрушки считались общими. Но маленькую куколку с длинными руками и ногами подарила ей мама. Она и похожа была на маму. Такая же худая, белая и большеглазая. Это было все, что осталось от прошлого. Ниточка, за которую цеплялась робкая надежда вернуться на мамину кухню с бабочками и шкодным котом.
– Улетела твоя Барби! Улетела твоя Барби! Бе-е-е!
Противная Светка специально дождалась, когда Катя обернется к ней, и только тогда метко бросила куклу в форточку. Сиреневый подол платья нырнул в ночь, мелькнув в вихре снежинок.
Катя закричала. Нет, не заплакала и не бросилась к окну. Всё! В черной холодной дыре пропала ее надежда. Она стояла и кричала, вытянувшись, как струнка и не отрывая глаз от форточки. Она даже не верила, что несуществующий Дед Мороз кинет обратно ее Барби. Просто кричала и стояла стрункой. Прибежала нянька, захлопнула застекленную облупленную раму и приказала всем спать.
Катя лежала в кроватке неподвижно, как оловянный солдатик в коробке. Как только потухла голая тусклая лампочка под потолком, и стихли за дверью тяжелые нянькины шаги, к ней вдруг вернулась крошечная надежда, и девочка беззвучно заплакала.
Слезы бежали сами, щекотали нос, скатывались в подушку. Она не знала, сколько прошло времени, но по сопящей тишине поняла, что пора действовать. Дверь в палату была, как всегда, закрыта. Катя встала на подоконник, открыла форточку и подтянулась…
Нашли ее утром в сугробе под окном. Малышка сидела на корточках, прижав к груди пластмассовую игрушку. О том, что ей отрезали обмороженные пальцы на ножке, девочка узнала только через месяц, когда ее перевели из реанимации в общую палату.
5 марта 2045 г.
За час до окончания рабочего дня было объявлено о завтрашнем испытании машины на перемещение в прошлое. Перед тем, как уйти, начальник заглянул в ее закуток:
– Эээ… протрите изнутри капсулу спиртом, потом закройте, – и, не дожидаясь ответа, убежал.
Пятьдесят пять – грустный Юбилей. Это не только пенсия, это граница между жизнью тела и жизнью духа. Только не было у неё ни той, ни другой. Замуж так и не вышла. Была одна неудачная попытка, после которой даже смотреть на мужской пол стало больно.
Она – лаборантка, он – студент. Познакомились на кафедре технологий ХОК. Она помогала профессору вести коллоквиум. На перемене между парами к ней подошел смуглый брюнет в узких джинсах с кожаным кейсом подмышкой:
– А вы Екатерина Первая или Вторая? – карие прищуренные глаза смеялись. – Да не обижайтесь. Я Петр. Естественно, Первый. Предлагаю вечером перманент на ассамблею.
– Что?! Не перманент, а променад, – улыбнулась девушка.
– Ага, значит, по сути возражений нет. Тогда в пять возле общаги, – и убежал.
Потом были страстные объяснения, задушевные разговоры. Потом были экзамены, которые любимый с её помощью сдал на отлично, потом…
– Ты что, совсем идиотка?! Правда подумала, что в тебя криволапую можно влюбиться? Скажи мне спасибо за счастливый месяц и прощай…
Он еще что-то говорил, каждым словом словно отпиливая только что раскрывшиеся, такие еще слабые крылья. Катерина так и не сказала ему про беременность. А через месяц уже и говорить стало не о чем.
Это было давно и, наверное, не с ней. А завтра ей пятьдесят пять.
– Эй, а где у нас лазерный паяльник?
Зовут.
В лаборатории полным ходом шли испытания Хрономобиля – машины времени. Начальник лаборатории до колик боялся подсиживаний и шпионов любых рангов. Поэтому нигде в прессе или в научных кругах про изобретение машины времени даже и не заикались, потому и финансирования соответствующего не открывали. Известить об этом миру планировалось через неделю.
После окончания испытаний, главным героем которых был приблудный лопоухий песик, им, конечно, дадут Нобелевскую премию, много подопытного материала, а Хрономобиль перевезут куда-нибудь в Академию Наук…
Екатерина Ивановна кормила рыжего спаниеля до и после его недельного путешествия в будущее. Чубайс чувствовал себя прекрасно. Правда, рассказать ничего не мог, но посылали-то его всего лишь на неделю. О чем рассказывать? Все те же лица, та же лаборатория. А может и рассказывал по-своему, по-собачьи, только кто ж его слушать будет кроме старой лаборантки.
В прошлое еще никого не посылали, только предметы, которые исчезали бесследно. Да и как проверишь, появились они в прошлом или нет. Прошлое же прошло. Катерина Ивановна вроде бы придумала, как это сделать, но подойти со своей глупой идеей к начальнику не смела.
И надо-то всего было решить, что через неделю в прошлое отошлётся собака на шесть дней. Написать на стене и ждать день. На следующий день Чубайс должен был появиться. Через шесть дней нужно было обязательно отправить пса в пошлое. Вообще-то она подозревала, что внезапное появление в лаборатории этого животного месяц назад как раз и связано с перемещением во времени в прошлое из будущего. Машина работала! А потому… Нет, не будет она ни к кому подходить со своими глупыми идеями.
Поздним вечером в здании института никого не было. Звук шагов разлетался по пустым коридорам звонким эхом, а мелодичный писк кнопок дверного электронного замка бил по нервам.
Вот она – первая в мире машина времени. Катерина подошла к стальной колбе, погладила ее овальный прохладный бок и открыла тяжелый люк. Пахнуло спиртом. Теперь надо с точностью до минуты набрать цифры. Какие? Женщина знала только день смерти матери.
Когда ей лучше появиться там, в прошлом? Никто не рассказывал, сама она не помнила, что происходило с ней в эти страшные дни. Когда ее забрали в детский приемник? Мать умерла дома. Осложнение после гриппа. Не хотела ложиться в больницу, наверное, из-за дочки. Ни бабушек-дедушек, ни мужа у нее не было. Кто же узнал, что женщина умерла? Может быть, только маленький ребенок наблюдал за агонией? Может быть, лучше попасть в прошлое на несколько дней раньше и заставить больную лечиться? Да, так она и сделает. А потом вернется назад.
Катерина Ивановна влезла в тесную капсулу, захлопнула круглую дверцу и прислушалась к темноте. Что-то зашипело снаружи. Звук! Он появился из тех неслышимых, но сводящих с ума частот утробным рыком, постепенно истончаясь и уходя в свист и дальше…. Свет больно ударил из темноты, быстро перебирая весь спектр, и потух. Вот почему подопытный Чубайс вздрагивал каждый раз, когда включали лампы, подумала женщина и открыла глаза.
4 июля 1994 г.
Лифт не работал. Уже между третьим и четвертым этажом Катерина услышала детский плач, и сердце ее сжалось. Не обращая внимания на боль в ступне, она рванулась к двери и с силой нажала на кнопку звонка. Тишина, а через минуту снова жалобный душераздирающий писк. Катя толкнула пыльный дерматин, дверь неожиданно приоткрылась…
В однокомнатной квартире на разобранном диване в смятых подушках лежала бледная до синевы женщина. Она была без сознания. Рядом из-под одеяла выглядывала испуганная зареванная мордашка.
Гостья быстро окинула комнату взглядом, ища телефон. Старый аппарат с диском стоял на кухонном столе среди грязных тарелок рядом с искусанным детскими зубками черствым батоном.
Скорая приехала быстро. Без лишних разговоров погрузили больную на носилки и унесли, оставив на подлокотнике кресла бумажку с номером телефона больницы.
Девочка сразу юркнула в протянутые к ней руки и тихо всхлипывала, положив мокрую щечку на Катино плечо. Так вместе с малышкой женщина исследовала пищевые запасы. Они были небогаты. В маленьком холодильнике нашлась засохшая каша и пакет прокисшего молока. В белом узком пенале стояли три коробки с детским питанием. То, что надо.
Изголодавшаяся Катенька ела, молча и жадно. Нельзя было сейчас перекормить голодного ребенка. Малышка снова заплакала, когда Катерина забрала тарелку. И снова на ручки. В платяном шкафу царил идеальный порядок. Половина полок хранила детские одежки, одеяльца и лекарства.
После теплой ванны девочка в коконе махрового полотенца закрыла глаза и обмякла. Екатерина Ивановна осторожно переложила ее в кроватку.
– Мама! Мамочка! – голенькие тонкие ручонки обхватили ее за шею.
– Я не мама, солнышко мое. Я… я – твоя бабушка.
– Ты мама, только сталенькая, – вздохнула девочка и уснула, обняв куклу Барби в сиреневом платье.
Утром Екатерина Ивановна позвонила в больницу. Ей сказали, что ее мать умерла ночью, не приходя в сознание.
15 ноября 2000 г.
– Катюшка, иди вареники есть!
– Сейчас, бабуль, рекламу врубят…
– Ты с маслом или со сметаной?
– С тем и другим и можно без хлеба, – полненькая розовощекая девчонка вбежала на кухню, громко топая и подпрыгивая от бившей через край энергии. – Бабуш, вот здорово во времени путешествовать! Правда? Вот мне бы так!
– Не болтай, подавишься, – Екатерина Ивановна прислонилась к плите и с тихой счастливой улыбкой наблюдала, как ее внучка уплетает за обе щеки, пытаясь при этом делиться новыми впечатлениями.
– Ба, ты представляешь. Они прилетели в прошлое из будущего, а там уже они, только из прошлого и еще те, кто уже там по-настоящему жил… Вот бы мне так! Да?.. Ну, ты не поймешь. Я у нашей физички спрошу…
